Макс так и стоял на пороге ванной и смотрел на неё.

— Всё своё ношу с собой, — улыбнулась Кира, споласкивая зубную щётку. — Даже ложку чайную, вдруг придётся, например, есть йогурт или чай будет нечем помешать в гостях, — тихо засмеялась она, глядя на вытянувшееся от удивления лицо Макса.

— Серьёзно? — переспросил парень.

— Показать тебе чайную ложечку? — ехидно хмыкнула Кира, приподнимая бровь. — Я действительно жутко предусмотрительна и рациональна.

Макс помотал головой и отвёл взгляд.

— Тебя Петя разбудил, да? Они там это того, — парень слегка покраснел. — Извини…

— Ты-то что извиняешься? — удивилась Кира, уступая ванную.

Она убрала обратно в сумку зубную щётку. На кухонном столе нашлись остатки кексов и всякие печенюшки, и Кира деловито поставила чайник. Если будешь ждать, пока тебя покормят, можно и голодной остаться. Тем более, им предоставили квартиру, но точно не обслуживание. Народ только-только начал потихоньку просыпаться, и в единственный санузел в квартире собралась живая и весело переговаривающаяся очередь.

Кира тщательно помыла большую кружку и налила себе чай, прополоскав кипятком оставшуюся в чайничке заварку. Крепкий чай она не пила, так что ждать не пришлось. Остатки заварки сразу выкинула, нашла открытую пачку и заварила чай для тех, кто подойдёт позже.

Макс присел за кухонный стол напротив неё, как раз когда она закончила.

— О, ты уже чай заварила, какая хозяйственная, — преувеличенно бодро сказал Макс и не дожидаясь, пока заварка подойдёт, тоже налил себе чай, попросту вылив в кружку большую часть воды из чайничка.

Кира решила, что делать замечание взрослому парню, которого она больше и не увидит, как-то глупо, и промолчала, вяло размышляя, помнит ли Макс свой «сон». Впрочем, тот не оставил ей места для интриги или сомнений.

— Ты вчера так интересно рассказывала про звёзды, что мне приснился странный сон, как будто наяву.

— Правда? — вежливо улыбнулась Кира. — Что же там было, в том сне?

— Мы были в космосе… Как будто… — Макса прервал появившийся на кухне Петя, хозяин квартиры.

— Ох, Макс, блин, — пихнул друга Петя. — Ну, блин, ты даёшь, я думал, у тебя всё на мази, а вы болтали о всякой хрени, я слушал, слушал, а потом, блин, вырубился.

Кира снова порадовалась, что физически не может покраснеть, выдавая реакцию на грубые слова парня, принявшего её за какую-то дешёвку, которая может переспать с первым встречным. Впрочем, её тяжёлый взгляд, посланный Петру, заставил того осечься.

— Ну, это… Ты извини, Кира, я что-то не то сморозил, — залепетал тот.

Кира знала о «тяжести» своего взгляда, как-то ей даже говорили, что от злости её глаза темнеют и зрачки заполняют всю радужку, и даже то, что «когда так смотришь, трудно дышать». Впрочем, случилось подобное лишь однажды, и Кира старалась держать себя в руках. С другой стороны, её мало кто мог разозлить, потому что её мало что злило. Пожалуй, единственные «больные» для неё предметы обсуждения были тема её ума и сомнения в его наличии и тема секса, причём не сама по себе, а именно любые намёки на секс с ней.

— Знаешь, Пётр, — с ехидной улыбкой процедила она. — Я просто не понимаю, как можно в живого человека писькой тыкать.

В кухню в этот момент вошла девушка, с которой с утреца пару минут пыхтел Пётр и, одарив их уничижительным взглядом и насмешливым хмыком, Кира вернулась к своему чаю. Петра и его «первую встречную» из другого «Контакта» словно сдуло с кухни.

— А ты злая, — шумно выдохнул Макс, словно всё это время задерживал дыхание.

— Да уж точно не добрая, — легко согласилась Кира. Возможно, Макс ожидал, что она будет спорить, так как тот растерянно повторил.

— "Точно не добрая"?

— Я вообще не понимаю, что такое в общественном понимании «быть добрым», — хмыкнула Кира. — Вот эта девушка добрая? Всех ублажать — это, по-твоему, синоним доброты? — склонив голову, поинтересовалась она. — Мне правда это интересно.

— Э… Ну нет, наверное… — пробормотал Макс, спрятав взгляд. — Никогда про такое не задумывался…

— Я никому не даю списывать в группе, а другие девочки дают, — продолжила Кира, выделяя слово «дают». — По мнению большинства, я злая, а они добрые. Но их «доброта» приводит к тому, что без них — уже никуда, они привязывают к себе, делают себя необходимыми. Я, если ко мне обратиться, просто объясняю решение, чтобы человек мог сам делать и решать в дальнейшем, не жалко ни времени, ни усилий. Мне совершенно не нужны раболепствующие индивидуумы, которые каждый день ноют «дай списать» или говорят, что я сегодня прекрасно выгляжу, чтобы я побыла доброй для них и сегодня. По-моему, это так лицемерно: выпрашивать эту «доброту» и называть это «добротой».