— Ладно, не буду принимать близко к сердцу, — улыбнулась Кира. На душе стало легче.

— Не понимаю, что он вообще рядом с тобой делает… Митя… Тихий ужас, — пробормотала мама.

— Я тоже этого не понимаю. Считает, что я его девушка.

— Ага, я заметила, — хмыкнула мама. — Устала?

— Да. Не уверена, что когда приедем, я смогу встать с места, — призналась Кира. — Завтра у меня ещё зачёт по английскому языку в десять утра.

— Тогда я схожу с тобой на зачёт, а потом после обеда поеду домой, — решила мама.

От Мити удалось отделаться, сказавшись очень уставшей.

— Утро кра-сит яс-ным све-том стены древ-не-го Крем-ля! Про-сыпа-ет-ся с рас-све-том вся совет-ская зем-ля! — бодро пропела утром мама.

Кира улыбнулась в подушку: эту песню она слышала очень много раз, и она невольно вызывала желание вскочить и начать что-то делать.

— Ве-ли-кая! Мо-гу-чая! Ни-кем не по-бе-димая! — продолжились распевки вместо будильника. — Стра-на моя! Мос-ква моя! Ты — са-мая люби-ма-я!

Про «самую любимую» Кира пела уже вместе с матерью.

Позавтракав, они отправились в корпус «В», где должен был быть зачёт по английскому языку.

Когда их распределяли по языковым классам, Кира попала в «среднюю» группу. Как оказалось, «попала конкретно». В средней группе была самая требовательная, капризная и злая преподавательница. Сначала Кира не обратила внимания на эти слухи, но потом лично в этом убедилась. С английским языком у Киры складывались весьма натянутые отношения. Они начались в пятом классе, когда ей очень хотелось знать иностранный язык. Из гимназии, в которой они проучились первые четыре года, они все классом перешли в среднюю школу. Их классным руководителем стала «англичанка». На иностранном их разделили на две группы, но Кира попала именно к классной. К сожалению, учительница её почему-то невзлюбила, и это сказывалось на оценках. Чтобы вытянуть четверть на четвёрку, Кире приходилось посвящать английскому языку львиную долю времени для уроков.

Даже когда-то с Владом, у которого была та же программа и учительница по английскому, они во время свиданий разговаривали на английском, составляли и учили тексты про города, знаменитых деятелей культуры и искусства, повторяя их на прогулке. Кира хорошо запоминала «на слух».

К ней придирались, говорили, что у неё плохое произношение, ставили за тесты тройки, несмотря на то, что за точно такое же количество ошибок в тесте другим выставляли пятёрки с минусом или четвёрки. Классная руководительница добилась того, что за шесть лет учёбы Кира невзлюбила английский язык всеми фибрами души, несмотря на то, что ей очень нравилось учиться, и вбила в голову, что у неё совершенно нет никаких способностей к языкам.

К тому же именно из-за четвёрок по английскому Кира так и не получила в школе медаль.

Преподавательница средней группы английского была словно клон её классной: похожая всесезонная вязаная кофта, короткая стрижка неопределённо-серых волос, толстые очки и изогнутые в недовольной мине губы. Студенты прозвали Наталью Владимировну «Мухой».

Не сказать, что Кира делала параллели из-за похожести обеих учительниц, конкретно к ней придирались ровно столько же, как и ко всем остальным. И единственное, за что хвалили, — это за чистое, беглое и плавное произношение. И это было весьма иронично. Трудность была в том, что они переводили в основном технические тексты. Про машины, двигатели, автобаны, и для этого требовался специальный технический англо-русский словарь, который и на кафедре английского был в дефиците, и было их ровно три штуки, у преподавателей каждой из групп. У Киры словарь был только самый обычный. И часто получалось, что перевод технических слов простым словарём выходил нелепым. Например, вместо какого-нибудь «автомобильного поршня» получался «якорь». А Наталья Владимировна не спешила давать им технические переводы слов, а просто делала едкие замечания и передразнивала.

В начале учебного года, ещё в сентябре, Муха сказала, что для того, чтобы получить у неё зачёт, нужно сдать двадцать тысяч знаков выученных технических текстов. Сказала и больше об этом ни разу не напомнила, пока не наступила зимняя сессия и не потребовались зачёты и допуски к экзаменам.

Кира тогда была единственной, кто этот зачёт получил тем же днём: остальным объявили о долгах. Но, видимо, Муха была печально известна на кафедре и в деканате, так что многим студентам без зачёта по английскому разрешили сдавать экзамены, с условием, что свои знаки они сдадут и долги закроют. Условия зачёта в этом семестре были всё те же двадцать тысяч. Только у некоторых должников они выросли до сорока — с учётом ещё и прошлого семестра.

В этом полугодии в группе, научные горьким опытом, все сдавали свои тысячи. Впрочем, кто-то всё равно ленился и пытался сдать текст сразу в пять-шесть тысяч, но и Муха так просто не принимала: выделяла на человека по пять минут и не засчитывала знаки, если было допущено три ошибки. Пять — если у неё было хорошее настроение. А такое случилось лишь раз, когда в преддверии восьмого марта Кира подарила ей одного из своих дракончиков из теста с маленьким букетиком в лапках. Она тогда сделала небольшую партию игрушек, буквально на два замеса, и раздарила однокурсницам из обеих групп и преподавательницам.

Перед зачётом у Киры «накопилось» девятнадцать тысяч знаков, и оставалось сдать последний намертво выученный текст.

— Ё-моё! — воскликнула мама, когда они вошли в кабинет английского языка.

Вокруг Мухи столпилось человек шестьдесят. Со всех потоков, кто у неё учился. И все пытались сдать тексты.

— Кира! — заметила её преподавательница. — А я вчера была на вашем факультетском конкурсе. Мне очень понравилось ваше выступление.

— Д-да? — Кира удивлённо улыбнулась. Это было весьма неожиданно и приятно.