Шрифт:
Руки у него были связаны. Он стоял, но каждый рывок телеги чуть не переворачивал его. На голову ему натянули мешок — то ли из-за страха перед чарами, то ли ради большего позора. Ведь человек должен перед смертью попрощаться с миром и позволить миру попрощаться с собой. А разве можно прощаться, когда лицо закрыто? Волы медленно тянули телегу сквозь вдруг притихшую, замершую в ожидании толпу.
Магвер сильнее наклонился вперед, вглядываясь в Острого.
Далекое пение рогов и трембит понеслось по улицам Даборы, изломалось в узких улочках, добралось сюда, на площадь, жалобное, тягучее. Звук, который доносил ветер, неожиданно оборвался.
Повисла такая тишина, что стал слышен скрип колес телеги. Волы остановились у помоста.
— Острый! Я помню! — Сильный голос прозвучал с угла площади. Туда сразу же бросилось несколько городовых, но в плотной толпе схватить смельчака им не удалось.
Мужчина на возу вздрогнул. Пошевелил головой, словно хотел взглянуть туда, откуда долетел голос. Это дружеское восклицание как бы придало ему мужества.
Люди поняли.
— Острый! Я помню! — подхватил кто-то, потом еще несколько голосов прокричали эти слова. Менее смелые только выли и свистели. Палки городовых обрушились на головы, несколько человек выволокли из толпы и за спинами уставившихся на помост людей избили и испинали.
Один из палачей соскочил с помоста, помог Острому сползти с телеги, забраться на эшафот. Только теперь стало видно, как измучен Шепчущий. Ноги у него подкашивались при каждом шаге. Палачу пришлось обхватить осужденного и подпереть плечом.
— Кровь! Твоя! Наша! — закричал кто-то, и тут же множество голосов принялись выкрикивать эти слова:
— Кровь! Твоя! Наша!
Городовые и солдаты врезались в толпу, чтобы добраться до крикунов, но люди сомкнули ряды и расступались, только когда их расталкивали, тыкали копьями, дубасили палками. Все это напоминало стадо травоядных, разрезаемое волчьей стаей.
Палач сорвал с Острого рубаху.
— Кровь! Твоя! Наша!
На груди черные выжженные следы. Спина иссечена кровавыми полосами.
— Кровь! Твоя! Наша!
Беспалые руки.
— Кровь! Твоя!
Разбитые локти.
— Кровь! Твоя!
Это уже было. Это уже позади. А теперь, впереди, новое.
Криков все больше, они все громче, гул набирает силу — гневный, отчаянный, прощальный.
Палач развязал веревку, стягивающую мешок на шее Острого.
— Кровь! Твоя! Наша!
Одним рывком сдернул мешок.
— Кровь!
Искалеченное лицо. Страшное.
— Кровь!
Магвер наклонился вперед. Крепче сжал руками ветвь. Тихо охнул. Дорон удивленно глянул на негр.
— Что?
— Это… это… — Магвер все еще всматривался в человека на эшафоте. О Земля…
— Что?!
— Кровь!
— О Земля! — повторил Магвер.
Острого поволокли к кресту.
— Кровь!
Неожиданно внизу, у самого эшафота, заклубилось. Это городовые слишком глубоко вклинились в толпу, оттесняя людей на ряды солдат. Солдаты бана схватились за палки и карогги. Люди пытались отступать, но сзади напирали городовые.
— Кровь! Кровь!
И тут один из солдат слишком сильно ударил сына Толь Суутари, сапожника из пригорода. Мальчик упал и потерял сознание.
— Проклятый! — Суутари схватил солдата, вырвал у него оружие из рук.
Солдаты бросились на толпу.
— Кровь!
А когда толпа загородила им дорогу, когда они увидели, что Суутари убежит, они принялись избивать людей.
Гул и суматоха.
— Кровь! Смерть!
Толпа заколыхалась. Десятки человек потянулись к солдатам. Невооруженные люди хватали их, рвали одежду, плоть. Загрохотали барабаны, засвистели свистульки десятников. Солдаты бана пытались перестроиться, но их линия разорвалась под напором толпы. Падающие, затаптываемые, разрываемые и раздавливаемые, они храбро защищались, укладывая врагов. Но слишком мало было солдат на плацу.
Рев толпы, стоны убиваемых, крики десятников. Вопли перепуганных женщин, плач детей — эти голоса невозможно было выделить из всеобщего рева.
Палачи бросили привязанного к кресту Острого, чтобы убежать, скрыться, но не могли пробиться сквозь толпу. Люди разорвали их в клочья.
Отступивших солдат уж почти вытеснили с площади. Продолжающие сопротивляться группки разбивали и вырезали беспощадно.
Магвер глядел на привязанного к кресту мужчину. Видел его кровь, обожженное тело, истерзанное и изувеченное лицо. Человек выглядел ужасно.
Теперь люди бились и убивали от его имени, проклиная и бана, и Гвардию, и Город Ос.
Магвер сидел неподвижно, широко раскрыв глаза, а его губы слегка шевелились, шепча три слова:
— Это не Острый!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БУНТ
14. ПЕРВЫЙ ШТУРМ
Толпа вылилась на улицы Даборы, толпа захватывала всех, кто оказывался на пути. Мужчины вооружались — выламывали из дверей доски, хватали палки, поднимали камни с земли.