Солнце припекало кожу.

Одна из собак, огромная черная дворняга, открыла глаза и подняла голову. Вытянула к Магверу шею, на мгновение застыла.

Мужчины двинулись дальше.

Собака улеглась. Однако глаз не закрыла.

Около колодца сидели несколько городовых. Именно сюда, как велел обычай, являлись те, кто получил знак от бана. Здесь они показывали бумагу, снабженную печатью воеводы и Рябинины Вызова. Потом городовые препровождали узников в Горчем.

Магвер миновал колодец, остановился только около растущих на площади тополей. Присел в тени, опершись о холодный ствол.

Спутники Магвера разделились. Один присел рядом с ним, второй встал около ларька, третий двинулся к колодцу. Как и было условлено заранее.

— По-о-олдень!

— По-о-олдень!

Крик глашатаев вознесся над гулом толпы, одновременно со стороны Горчема послышался монотонный протяжный стон рогов. Бан начинал обход валов.

Этот звук обеспокоил собак, они вскочили, оглядываясь и принюхиваясь. Одна залаяла, но все тут же снова улеглись на нагретом песке.

Только черная дворняга продолжала стоять, глядя на Магвера.

Магвер тоже глядел на собаку, потом сунул руку в перевешенную через плечо сумку, вынул маленький, покрашенный черным камушек. Положил под язык.

В тот же момент у начала противоположной улицы появился Родам.

Он шел медленно, неуверенно, шагом пьяного человека.

Собака резко тряхнула головой.

Родам выпил много, пожалуй, гораздо больше вчерашнего. Однако шел ровно, всем телом стремясь сохранять равновесие.

Магвер продолжал сидеть неподвижно. Прищурил глаза, потом совсем закрыл их, крепко сжал колени руками.

Родам шел прямо на колодец.

Собака сделала несколько шагов, остановилась, завертелась, ловя собственный хвост.

Магвер пошевелил губами, прошептал несколько слов.

Родам остановился, оглядел площадь, снова пошел, однако не к колодцу, а к сидящим под деревьями гонцам. Они подскочили к нему тут же, но когда он произнес несколько слов, большинство вернулось к деревьям. Остался только один. Он смотрел на Родама внимательно, чуть улыбаясь. По телу Родама пробежала легкая дрожь, он принялся размахивать руками, вертеть головой, переминаться с ноги на ногу.

Камень под языком у Магвера разогревался. Магвер чувствовал тепло и знал, что скоро оно станет палить огнем.

Собака заскулила. Тихо. Жалобно.

Родам остановился, положил руку на плечо гонца, второй как бы указывал какое-то направление. Потом залез в карман блузы, вынул горсть платежных бусинок и подал пареньку. Мальчик вытаращил глаза, недоверчиво глядя на столь большую сумму. Письмо вместе с бусинками он засунул в висящий на шее мешочек. Родам повернулся и снова направился к колодцу.

Шероховатая твердость камня жгла Магверу язык.

Собака снова заскулила, скулеж постепенно переходил в ворчание.

Побелевшие пальцы Магвера сильнее сжали колени.

Глаза у него были закрыты. Веки стиснуты до боли.

Он видел. Изображение было неполным, туманным, покрытым плесенью и пылью, бесцветным и плоским.

Он слышал. Мерный гул, размеренное дыхание человеческой толпы, приглушенное, пригашенное.

Он принюхивался. Этот новый мир открылся ему, как ландшафт, заполненный знаками и указаниями, которые человеческий разум не в состоянии охватить. Запахи клубились, указывали пути.

Магвер воспринимал ощущения собаки — страх и удивление, беспокойство и ярость. Он соприкасался с иным разумом, примитивным, но все же непонятным, вытолкнутым из своего обиталища, напуганным угасанием привычных ему органов чувств.

Магвер ощущал, как это существо борется, рвется, слабея с каждым мгновением.

Зато все полнее становился видимый мир — человеческий разум привыкал к нечеловеческому видению и звуку, учился понимать запах, извлекал из тайников памяти желания и инстинкты предвечных предков. Все полнее овладевал чуждым телом: конечностями, предназначенными не для того, чтобы держать оружие, искусственно созданное, и основным своим оружием — пастью, ощерившейся сверкающими клыками.

И только жар Черного Ореха под языком приносил чудовищную муку, от которой невозможно было избавиться. Черный Орех сначала коснулся крови, кожи, волос Магвера, ощутил его пот и слюну. Сейчас он причинял боль единственную тропинку, по которой человеческий разум мог вернуться в свое тело.

Родам уже стоял перед городовыми. Покачиваясь, начал копаться в карманах. Наконец извлек знак вызова.

Черная собака глядела на него, клоня голову к земле.

Родам, раскрыв кулак, показал городовому Рябинину. Солдат внимательно всмотрелся и крикнул что-то своему спутнику. Тот кивнул. Городовой слегка подтолкнул Родама и двинулся следом за ним.