Следует заметить, что мечи с халцедоновыми навершиями пока ни разу не встречены в Северном Причерноморье. Основная масса их концентрируется в южном Приуралье. В меньшем количестве они известны из памятников Заволжья и междуречья Волги-Дона, включая калмыцкие степи.

Мечи и кинжалы без металлического навершия представлены несколькими типами, различающимися хронологически (Смирнов К.Ф., 1945; Хазанов А.М., 1970). Первый тип — мечи и кинжалы с прямым перекрестьем. Перекрестья бывают железные, реже — бронзовые довольно короткие, очень тонкие и в плане дают овал или ромб. Тип этот насчитывает небольшое количество экземпляров, в основном кинжалы, и главным образом в относительно наиболее ранних сарматских захоронениях Заволжья и междуречья Дона-Волги.

На протяжении всего периода существования позднесарматской культуры наиболее распространенным типом (вторым по А.М. Хазанову) оставались мечи без перекрестья с треугольным основанием клинка, плавно переходящим в рукоять-штырь. Последний обычно расширяется книзу, переходя в клинок постепенно или более резко (табл. 81, 58–62). Появляются эти мечи и кинжалы уже в среднесарматское время, но ведущей формой становятся лишь со II в. н. э. У мечей и кинжалов третьего типа основание клинка образует прямой угол с рукоятью-штырем, который в большинстве случаев не расширяется в нижней части и обычно бывает длиной 15–17 см. Представлены эти мечи и кинжалы (последних очень мало) в наиболее поздних комплексах позднесарматской культуры.

Относительно происхождения позднесарматских длинных мечей существуют близкие, но не равнозначные точки зрения. Как считает А.М. Хазанов (1971, с. 18), генетически они восходят к длинным мечам с прямым перекрестьем без металлического навершия, прототипы которых появляются на территории Заволжья еще в савроматское время. Непрерывность традиции этой формы на территории расселения сарматов бесспорна. По мнению же А.С. Скрипкина, длинные сарматские мечи без металлического навершия и перекрестья в позднесарматское время появляются не в результате «автохтонного развития местных форм, а уже в сформировавшемся виде в основном из районов Прикубанья и Боспора, возможно, на базе более ранних длинных сарматских мечей». Не исключено, пишет А.С. Скрипкин (1982, с. 45, 46), влияние на этот процесс и кельтского вооружения. Первая точка зрения представляется более реальной, поскольку она согласуется с изменениями, происшедшими с первых веков нашей эры не только во внешнем виде сарматской конницы, но и в тактике ее боевых действий.

Раскопки последних лет пополнили наши представления о позднесарматском оружии. В трех могилах, бесспорно датированных II–III вв. (г. Ростов-на-Дону, мехзавод — Казакова Л.М., 1972–1973, л. 112; Высочино — Лукьяшко С.И., 1976, с. 24, 25; Сидоры — Скрипкин А.С., Мамонтов В.И., 1977, с. 285–286), и четвертой, также, по-видимому, позднесарматской (Федоров-Давыдов Г.А., 1980, с. 236–238), были обнаружены железные кинжалы (длина 27–35 см) с бронзовыми прямыми перекрестьями и бронзовыми навершиями. У трех из них навершия представляли собой разновидности волютообразных форм (табл. 81, 56), у четвертого оно было кольцевое. Ножны, перекрестья и рукояти кинжалов из Барановки и Высочина были украшены золотой фольгой. Пластины фольги на ножнах оказались орнаментированными. Весь облик кинжалов говорит об их необычности. Скорее всего, это было какое-то специфическое парадное оружие с явственными архаическими чертами, выраженными в форме наверший и биметаллизме изделий.

Обычно длинные мечи лежат в могилах слева от погребенного, а кинжалы — справа у бедра или под ним. По-видимому, кинжалы, как и раньше, носили преимущественно на бедре прикрепленными к ноге при помощи ремешков, которые ее охватывали. Длинные мечи, судя по боспорскому иконографическому материалу, носили на портупейных ремнях, крепившихся к поясу с помощью пряжек. Изредка в позднесарматских могилах вместе с длинными мечами находят специальные скобы из нефрита или халцедона (табл. 81, 57), которые наглухо прикреплялись к ножнам меча. Через отверстия этих скоб продевались ремешки, позволявшие свободно подвешивать меч к поясу. Способ ношения длинных мечей при помощи скоб на ножнах максимально приспособлен для всадников и значительно менее удобен для пехотинцев (Хазанов А.М., 1971, с. 27). Можно думать, что сарматские конные воины широко применяли подобные скобы, которые делали, очевидно, из дерева, а поэтому, как и ножны, они не сохранились в погребениях. Нефритовые и халцедоновые скобы импортировались, по-видимому, из Кореи или Китая, где они были широко распространены, особенно в ханьское время (Trousdale W., 1975). В кочевнических погребениях евразийских степей они появились позже — в конце II и главным образом в III в. н. э. — и известны только в Азиатской Сарматии. Правда, их неоднократно находили на территории Боспора, в основном в районе Керчи в памятниках III–IV вв. Это были скобы из нефрита, халцедона, жадеита и золота со вставками. Две случайные находки скоб известны также с берегов Камы (Кушева-Грозевская А.Н., 1929).

Копья очень редки в позднесарматских погребениях и насчитываются буквально единицами. Лишь несколько сохранившихся экземпляров дают представление об их формах. Одно из копий было найдено в очень богатом погребении Лебедевского могильника. Оно имело массивное довольно короткое перо и относительно длинную втулку (общая длина 27 см; табл. 81, 55). Копья этого типа сарматы знали и раньше, они были широко распространены в первых веках нашей эры на Кубани (Хазанов А.М., 1971, с. 47, 48). Длинное древко лебедевского копья лежало в специально сделанном углублении вдоль одной из стенок могилы и в трех местах было украшено серебряными орнаментированными обоймами. Между ними древко оказалось обвитым спиралью из тонкой серебряной полоски.

Второй тип копий, встречавшийся у сарматов, имел наконечник с длинным пером (2/3 общей длины копья), резко переходившим под тупым углом во втулку (общая длина 35–40 см; табл. 81, 54). Исследователи относят эти наконечники к закавказскому типу (Хазанов А.М., 1971, с. 48–49). На Кавказе они существовали много столетий вплоть до раннего средневековья, у сарматов определенно засвидетельствованы во II в. н. э.

По сравнению с предшествующим временем роль лучников в войске поздних сарматов значительно снизилась. Процесс этот нашел отражение и в погребальном обряде. Резко уменьшилось количество мужских погребений, содержащих наконечники стрел, полностью исчезли колчаны с большими наборами стрел (до 100 штук), изредка встречавшиеся еще в предшествующую эпоху. В могилах поздних сарматов обычно лежат 3–7 наконечников, иногда 10–15. Все они черешковые железные (за очень редким исключением костяные), трехлопастные, с треугольными головками. Черешки, как правило, короткие, длиной 2–2,5 см, редко 3–4,5 см. В связи с распространением крупных луков так называемого гуннского типа наблюдается тенденция к укрупнению наконечников, но по-прежнему употреблялись и мелкие (длина головки 2,5 см). Однако больше всего наконечников с головкой средней величины (от 2,6 до 3,4 см; табл. 81, 36, 37, 40), поэтому говорить о количественном преобладании крупных наконечников (длина головки более 3,5 см; табл. 81, 33, 35, 39) не приходится. Наконечники с треугольной головкой и лопастями, срезанными под прямым углом к черешку, являются господствующей формой независимо от их размера (табл. 81, 33, 35, 39, 40а). Очень редко лопасти срезаны под острым или тупым углом к черешку (табл. 81, 36, 37, 40б).

Как исключительную форму следует рассматривать крупные ромбические наконечники, известные в единичных экземплярах в сарматских погребениях (табл. 81, 41) и характерные с первых веков нашей эры для вооружения гуннов. Не исключено, что появление их у сарматов связано с просачиванием отдельных отрядов гуннов на территорию евразийских степей начиная с конца I — начала II в. н. э. Именно этим временем датируется курган 51 Сусловского могильника, содержащий захоронение воина, для которого И.П. Засецкая допускает возможность несарматского происхождения (1982, с. 57–64).