Марк КОЛОСОВ
ПЕРВАЯ ПАЛУБНАЯ
1
Перегонное судно "Аджаристан", только что спущенное со стапелей Балтийского завода, вышло из ленинградского порта в начале августа. Оно должно было бы выйти раньше, но встретились затруднения с экипажем. Судно предназначалось к плаванию между Одессой и Батуми, в перегонный рейс вокруг Европы шло без пассажиров и без груза. Старые матросы неохотно поступают на такое судно. Кое-как собрали экипаж, в том числе несколько подростков.
Бисо Ахметели, маленький коренастый аджарец с черными, без блеска глазами и такими же расчесанными на косой пробор жесткими волосами, подошел к штурману Алеше Лаврову.
Бисо подстерег его при выходе из кают-компании и, страшно тужась, сказал:
– Скажи, пожалуйста: в большой путь идем, много стран видеть будем? В каких портах стоять будем?
– В каких? Что ты, друг мой?!
– насмешливо воскликнул штурман, приложив белую руку к широкому, прямому лбу матроса.
– Ты что, не болен, душа моя? Дай бог в один зайти... Стамбул...
Но Бисо точно не расслышал слова штурмана:
– Слушай сюда, пожалуйста... Учи меня, какие будем проходить страны, сколько за это возьмешь?
– Ничего не возьму. И так буду учить... чему надо!
Они уединялись после вахт на спардеке. Звучный голос штурмана разносился по всей верхней палубе, а матрос слушал, уставив прямые глаза куда-то вдаль.
Второй подросток был Катернов Егор из Астрахани. Он был нешумный, работящий, со скуластым, степным лицом. Воспитывался он в детском доме, потом работал курьером в какомто астраханском учреждении, пристрастился к физкультуре, был голкипером в команде водников. Здесь наслушался он былей и небылиц про заграницу и возымел желание поглядеть на все эти еще не виданные страны с их особой, приспособленной для любопытства жизнью.
Третий был Сашка - мальчик из одесской парикмахерской, беспокойный, судорожный шутник. Он стыдился своей любви к матери и сестрам, ко всему домашнему и потому особенно непристойно ругался. Свое умение грубовато и увлекательно смешить он использовал во время вахт. Его назначили дневальным, он должен был мыть посуду, но это не привлекало его, и он ухитрялся, чтобы это делали другие.
Как-то у него вышла ссора с боцманом из-за нежелания мыть гальюн. Боцман пожаловался капитану, тот вызвал Сашку.
Капитан Лука Кириллыч, самоучка, крестьянский сын из деревни Голая Пристань, стоял у рулевого указателя верхнего поста управления. Ему было не до Сашки.
– Ты зачем здесь? Почему не у себя?
– недовольно проворчал он.
– Я... Я могу уйти, товарищ капитан...
– замялся парень.
– Ну... и ступай... Впрочем, постой. Зачем пришел?
– Вы же вызывали меня... боцман докладывал...
– А, насчет гальюна? Ну, так в чем же дело? Почему не подчиняешься?
– Кто? Я не подчиняюсь?
– удивился Сашка, стукнув себя по груди кулаком.
– Я подчиняюсь, я только уборные не могу мыть - ведь я же этими руками посуду мою... У меня же запасных рук нет.
– Ступай в кубрик, - стараясь не вспылить, сказал Лука Кириллыч, только мы тебя за это на берег в Стамбуле не пустим!
– Т-то есть как?
– хотел было снова удивиться Сашка и уже хнова хлопнул себя по груди кулаком, по, постояв с минуту, побежал мыть гальюн.
2
Теплоход, не останавливая еь, прошел Кильский канал. Пошла Эльба, желтая, густая, с тонкими полосками берегов, с крупными и мелкими судами под разноцветными флагами. Ребята стали было по ним определять, кому какое принадлежит судно, но сбились. Уже смеркалось, дул сильный холодный ветер с моря, и Сашка побежал в кубрик накрывать к ужину.
Красный уголок в кубрике, где ужинали матросы, был продолговат, бел, светел. У одной из стен на вделанной подставке стоял бюст Ленина. Свежие, красочные плакаты призывали строить пятилетку, звали на борьбу с кулачеством. Вдоль уголка, на самой середине его, стоял стол - длинный, узкий.
– Что-то у нас, ребята, Сашка нынче не весел?
– отхлебнув первую ложку палящих щей, спросил моторист первого класса Моргунец.
– А, ребята?
И тут все удивились перемене в Сашке.
– А ну, поглядите в иллюминатор, не меняется ли море, - он недолюбливает погоды. Факт, Сашка?
Из иллюминатора действительно подуло и донесло несколько брызг, кубрик слегка качнуло, стало совсем темно.
Кто-то зажег электричество, закрыл иллюминаторы, и разом прекратились шутки. Первым желанием Сашки было по; бежать в кубрик и уснуть, но он не мог уйти с дежурства.
Когда матросы поужинали, корабль выровнялся, и Сашка пришел в себя. Но едва он стал убирать посуду, его снова замутило, и так продолжалось до того времени, пока наконец кок, высунув из рамы бескровное лицо, не прокричал ему: