Даже имена для детей отец выбирал с тщательным умыслом. Его самого назвали Робертом – хорошим рокочущим европейским именем. Старшего сына он назвал Джорджем. Не помню точно, то ли в честь Джорджа Вашингтона, то ли в честь английского короля Георга V 6 . Я бы совсем не удивился, если бы отец одинаково уважал их обоих. Второго сына, родившегося спустя год, было решено назвать в честь более современного американского президента. К сожалению, когда мой брат родился, в Белом Доме заседал Вудро Вильсон, а мой отец-республиканец скорей бы отрубил себе руку, чем назвал сына в честь президента-демократа. Поэтому при рождении брата нарекли Тедди в честь несравненного Теодора Рузвельта. Когда в 1921 году президентские выборы вновь выиграл республиканец Уоррен Гардинг, отец так обрадовался, что немедленно переименовал сына в его честь. Правда, Гардинг скоропостижно скончался всего спустя год, да и все его недолгое правление было ознаменовано скандалами, связанными с пристрастием к алкоголю и супружескими изменами. Мама иногда вспоминала, что после смерти Гардинга отец снова хотел сменить имя сына на Кальвин в честь вице-президента Кулиджа, но потом, видимо, смирился с непостоянством американской электоральной системы и махнул рукой. Так мой брат остался Уорреном.

Что касается меня, самого младшего и слабенького, то отец разрешил матери выбрать имя. Естественно, она нарекла меня в честь Дугласа Фербенкса 7 , от которого была без ума. Если отца это и возмутило, он не стал вмешиваться.

У меня с братьями с самого детства было мало общего. Дело не только в имени и в том, что я до семи лет был маминым любимчиком. Сказывалась и разница в возрасте. Джордж был старше меня на пять с половиной лет, а Уоррен на четыре. В детские годы это непреодолимая пропасть. Они оба были настолько похожи, что их часто принимали за близнецов – крепкие, коренастые со злыми черными глазами. Я же больше пошел в мать, унаследовав более светлый тон волос и глаза цвета фундука. Моя партнерша Лекси много лет уверяла меня, что азиатские корни, столь раздражавшие отца всю сознательную жизнь, – не более чем игра его воспаленного воображения. В моей внешности она никогда не замечала черты «полукровки», да и братья, если подумать, скорее могли сойти за «калифорниас» 8 или итальянцев.

Джордж и Уоррен росли вместе и не обращали на меня никакого внимания. Когда они пошли в школу, я еще носил девчачьи платьица и чулки. Когда научились смолить самокрутки и украли бидон контрабандного виски из подвала владельца бакалейной лавки, я наслаждался стрельбой из рогатки по соседским кошкам. Я почти не заметил эпоху Сухого закона, которая для моих братьев стала самым романтичным приключением детства. Когда же я наконец распил на пустыре за гаражом мистера Мазарека первую бутылку теплого пива, которую разделил со своим одноклассником Игги Ломаксом, мои братья уже отрастили жидкие усики и вовсю ухлестывали за девушками. Потом они один за другим поступили в колледж, а я все еще жил дома и ходил в школу. Правда, оба решили ограничиться степенью бакалавра, после чего почти сразу нашли работу. Джордж устроился в банк, а Уоррена отец по знакомству определил в рекламное агентство, для которого выполнял транспортные заказы.

На меня впервые обратили внимание, когда, закончив колледж, я получил стипендию в Гарвардской школе права. Сын юрист – это было выдающееся достижение для семьи Стинов. Но едва я приступил к учебе, японцы атаковали Перл-Харбор, поэтому я, ни минуты не раздумывая, отправился добровольцем во флот. Именно тогда отец и братья впервые заподозрили, что с головой у меня не все в порядке.

После демобилизации пропасть между мной и родственниками стала еще шире, поскольку я отказался возвращаться в университет, а вместо этого поступил в полицию. За те годы, что я провел на флоте, братья успели укрепиться в обществе и остепениться. Джордж упорно полз по служебной лестнице в своем банке, пока наконец несколько лет назад не получил назначение в головной офис в Сакраменто. Он женился на подруге детства по имени Меган, которая быстренько подарила ему двух наследников. Я ничего не имел против Меган – она была уравновешенной и не скандальной, в меру гостеприимной и не в меру практичной. Правда, ее отличала некоторая склонность к занудству и высокомерию. В общем, идеальная жена для банкира и не менее идеальная мать будущих успешных Стинов.

Уоррен тоже женился. На дочери босса, причем поступил вполне по-американски, вскоре разорив своего тестя – поскольку перешел в более крупную рекламную фирму и увел с собой всех лучших клиентов. Видимо, жена отнеслась к такому повороту с пониманием. Забавно, что ее звали Маргарет. Я бы сошел с ума, запоминая, какую из моих невесток зовут Меган, а какую Мегги. К счастью, оказалось, что супруга Уоррена предпочитает сокращение Пегги.

В отличие от Джорджа они не сразу завели детей. Только после войны, когда Уоррен получил перспективное место в новом агентстве, у него родилась дочь. Сейчас ей должно было быть четырнадцать или пятнадцать лет. Я помнил, что имя девочке выбрали тоже какое-то претенциозное и нелепое. Памела? Патриция? Пенелопа? Во всяком случае, получилась какая-то очередная дикая парочка теперь уже из матери и дочери – Пегги и Пэм, что-то в этом роде. Как будто из комедийного шоу. Хотя Уоррен вроде бы не видел здесь ничего курьезного. Пока мы еще общались, он всегда с любовью отзывался о своих «девочках». Если честно, Пегги мне нравилась больше, чем Меган. Она с неба звезд не хватала, но была беззаветно предана своей маленькой семье, а Уоррену буквально смотрела в рот. Наверное, этим она напоминала мне собственную маму, поэтому я инстинктивно тянулся к ней на семейных сборищах.

А сегодня я неожиданно узнал, что Уоррен завел новую жену. Интересно, что станет с его дочерью Пэм или Пэт, если его осудят?

Я запер контору и поехал к себе домой. В мою маленькую, одинокую, но вычищенную до блеска квартирку, где кроме книг места хватало только для стола, пары кресел и кровати, да крошечного кухонного закутка с плиткой, на которой можно было лишь сварить яйцо и вскипятить кофейник.

Я налил себе порцию виски, потом еще одну, уже двойную. Пробовал читать, принял душ, лег в кровать, но сон все не шел. Тогда я включил свет, разыскал в письменном столе старую записную книжку и продиктовал телефонистке домашний номер Джорджа в Сакраменто.

Брат взял трубку после третьего звонка, из чего я заключил, что его еще не атаковали журналисты.

– Дуг? – он казалось не удивился. – Почему так поздно. Мы собирались ложиться спать.

– Я тоже. Но не мог заснуть.

Повисло молчание.

– Ты уже слышал новости? – спросил он.

– Да. Отец сегодня приходил ко мне в контору.

– Черт возьми! Он и мне звонил в банк. Хотел, чтобы я приехал. А зачем? Что я могу сделать?! Я сам не знаю, что теперь делать мне. Когда об этом пронюхают газеты, это дойдет до моего начальства. Представляешь, я рассчитывал на должность старшего управляющего. Но кто захочет повысить брата убийцы? Меган весь вечер плакала. Мы еще не сказали мальчикам, они сейчас в колледже.

– Джордж, постой, – прервал я этот поток жалоб. – Ты думаешь, что Уоррен правда убил этого парня?

– Откуда мне знать?! Но полиция же его арестовала.

– Вы же всегда были так близки. Вы всегда были… – я чуть было не сказал «как настоящие братья». – Вы были лучшими друзьями с самого детства. Если кто и знает Уоррена хорошо, то только ты.

– Не уверен, – Джордж задумался. – Мы серьезно отдалились в последние годы. Все-таки мы жили в разных городах и уже не общались так много, как раньше. И потом я не мог ему простить, как он поступил с Пегги. Это было просто отвратительно. Меган сказала, что не пустит эту дрянь Вайолет к нам на порог.