Примечательно, что башни юго-восточной стены стоят очень близко друг к другу и, благодаря сильному выносу в сторону поля, своими огромными массами как бы закрывают входы в крепость. Прекрасно фланкируя всю стену и расположенную в центре ее въездную арку, башни по существу составляют вместе с последней одно целое. Благодаря им въезд Копорской крепости коренным образом отличается от захабов крепостей Порхова, Изборска и Острова, а также от захабных башен крепостей в Ладоге и Орехове. Однако такое устройство въезда не является необычным. Подобный принцип защиты входов был применен в Тверском кремле XV в., где проезды фланкировались по бокам дополнительными «стрельницами» [522] , и в крепости Ситно XVI в., вход которой также оборонялся двумя близко стоявшими друг к другу башнями. Впоследствии все эти фланкирующие башни стали как бы прообразом для парных башен Ростова Великого и ростовского Борисоглебского монастыря [523] .

Перед въездом в Копорскую крепость расположен узкий четырехарочный мост, перекинутый через овраг. Сложенный из хорошо отесанных блоков того же местного известняка, что и сама крепость, он сделан, несомненно, позже ее, так как подходит только к основному, теперь облицованному кирпичом проезду и минует расположенный рядом с ним другой, ныне заложенный проход. Однако устои моста более древние; они несколько шире, выступают в южную сторону и сложены на другом растворе. Следовательно, раньше мост был широким и подходил не только к въездной арке, но и к узкому, заложенному проему. Первоначально же мост был деревянным; таким он изображен на гравюре XVII в. С уничтожением его Копорская крепость поистине становилась неприступной.

Эта неприступность учитывалась не только московскими строителями, создавшими крепость по последнему слову военной техники конца XV в. — начала XVI в.; она принималась во внимание и при возведении новгородской твердыни, и при сооружении двух феодальных городков-замков, и при создании ливонского опорного пункта, и, наконец, при основании на известняковой скале небольшого русского погоста.

Крепость города Орехов (Нотебург, Шлиссельбург, теперь Петрокрепость) дошла до нас в сильно искаженном виде [524] .

Впервые Ореховская крепость была построена новгородцами в 1323 г.: «Ходиша новгородцы с княземь Юрьемь и поставиша город на усть Невы [525] , на Ореховомь острове» [526] . Участие в этом строительстве великого князя Юрия Даниловича, приглашенного Новгородом в 1322 г. для руководства военными действиями против шведов, говорит, возможно, о том, что проводилось оно по инициативе Москвы.

Место, выбранное для крепости, было весьма выгодным в стратегическом отношении. Расположенный на Ореховом острове «город» загораживал вход в Неву — важнейшую водную артерию Руси, устье которой на протяжении ряда веков служило ареной напряженной борьбы между русским народом и шведскими захватчиками [527] , — и преграждал путь из Ладожского озера в Финский залив.

Крепость 1323 г. просуществовала только до середины XIV в.; в 1348 г. шведам удалось захватить Орехов [528] , но новгородцы тотчас вернули его обратно [529] , а через 4 года после этого на месте старых укреплений построили новые: в 1352 г. «Новгородцы заложиша град каменной Орешек, на устье Невы реки» [530] .

Новгородская первая летопись о повторном строительстве сообщает подробнее: «Добиша челом новъгородьци, бояре черныи люди архиепископу новъгородьскому владице Василию, чтобы «еси, господине, ехал нарядил костры во Орехове»; и он ехав, костры нарядил, и приеха в Новъгород» [531] . Следовательно, в 1352 г. архиепископом строились только башни.

Ореховские укрепления постройки 1352 г., так же как укрепления 1323 г., нам совершенно не известны. Из летописей ясно только, что крепость имела несколько башен-костров.

В 1386 г. эта крепость сильно пострадала во время пожара и была отремонтирована: «Погоре все внутри во Орешке, и сам город попортися, и Новгородци прислаша Василья Кузмина Ореховьскаго города починивати и костров» [532] .

В 1410 г. Орехов был дополнительно усилен каменными укреплениями вокруг посада: «Заложиша город камеи у Орешка, около посада» [533] . Наконец, в 1460 г., в связи с «Великого Новагорода наказом», в Орехове снова велись какие-то работы: «Ехав князь Василей Васильевичь покрепил Орешка городка» [534] .

Больше никаких сведений о расширении или ремонте Ореховской крепости в летописях нет. Однако после 1411 г. она несколько раз переходила «как в Российское, так и в Шведское владение» [535] и, по-видимому, ремонтировалась не только в 1460 г. Наличие в Орехове в 1513 г. русского воеводы — князя Ивана Ивановича [536] — и свидетельство С. Герберштейна (1516 г.) о том, что крепость Орешек расположена «во владении Московского государя» [537] , показывают, что в начале XVI в. Орехов, вместе с другими новгородскими городами, прочно входил в состав Московского государства. Естественно поэтому, что, осуществляя реорганизацию пограничной обороны государства в конце XV в. — начале XVI в., Москва подвергла реконструкции и укрепления этого важного стратегического пункта; построенный задолго до появления «огненного боя» и просуществовавший около 250 лет, он не соответствовал уже военной технике, широко применявшей мощную артиллерию, и, бесспорно, нуждался в перестройке.

Позднее, в конце XVI в., в Орехове опять велись какие-то строительные работы; в разрядных списках 1584 г. упомянуто, что в Орешке «город делает Иван Вахрамеев» [538] .

Характер этих работ нам не известен. Не известно также, в каком состоянии была крепость и в XVII в., когда она находилась в руках шведов. Позднее, после взятия Орехова русскими войсками в 1702 г., были восстановлены ее разрушенные части, пострадавшие во время осады. Это восстановление осуществлялось и в 1702 г., когда Петр I, овладев Нотебургом [539] , переименовал его в Шлиссельбург («Ключ-город») и укрепил вокруг него древнюю крепость новыми больверками (земляным валом с бастионами) [540] , и в 1728 г., когда в Шлиссельбурге чинились городовые башни, восстанавливалась древняя церковь, строились казармы и проводились другие строительные работы [541] .