Конюх берет деньги и уходит.

Жаль, конечно. Но прости я его, так он подумает, я делаю это лишь потому, что не хочу искать нового конюха, и разве он будет не прав? Для меня и в самом деле так было бы удобнее, но ему это не пошло бы на пользу — он стал бы дерзок. Ему нужен господин, которого он будет уважать, сам себе он не может быть господином. (Писарю.) На чем мы остановились?

Писарь. «В-третьих, что касается двух быков, которых я купил, чтобы вы могли пахать на них весной и которых теперь, зимой, никто не хочет кормить…»

Барон. Советую вам собрать всю свою волю и разум, чтобы употребить их с пользой для дела. Я со своей стороны сделаю то же, чтобы не ухудшать наших отношеий. Послезавтра будет праздник, мы поговорим обо всем этом, когда вы придете в замок.

Писарь записывает.

Вот и все как будто. Или добавь еще: что до тревог и волнений по поводу ящура…

Писарь. «По поводу ящура…»

Барон…то если вы будете продолжать поить скотину шнапсом и ждать от этого Бог весть какого чуда, знайте, что шнапс ваш потерян даром! Чистите животных щеткой, как я распорядился, а шнапс лучше лакайте сами, только сначала чистите их щеткой. (Собирается уходить.) На сегодня все.

Писарь. А дневник?

Барон. Нет уж, уволь!

Писарь. За целую педелю ни одной записи, ваша милость.

Барон (садясь). Что может произойти у нас за неделю? Дни стали короче, забот навалило, как снега, ни выехать, ни поохотиться на зайцев. В воскресенье был очередной день рождения моей милой супруги. Ели утку, это было чудесно… Еще — уволил конюха… Еще — порядок прежде всего.

Писарь. «Порядок прежде всего».

Барон. Э, да ты записываешь?!

Писарь. «Что случилось с бароном за неделю». Барон. Замолчи!

Писарь. Я думал, вы всерьез говорите.

Барон. Впрочем, оставь. Но никому не читай этого, даже мне… И поторопись, тебя ждет свободный вечер… Время уже позднее.

Писарь собирает бумаги, кланяется и уходит.

Мне видится Страшный суд: подле Господа, произнесшего мое имя, стоит этот шалопай-писарь, звучат трубы, он читает: «Порядок прежде всего, порядок прежде всего…» Его слушают все ангелы, и я с челом, с которого еще не сошла смертельная бледность…

Входит слуга.

В чем дело?

Слуга. Я помешал вашей милости?

Барон. А, дрова принес, правильно сделал.

Слуга. Я подумал, раз на улице идет снег…

Барон. Да, он идет уже семь дней.

Слуга. И семь ночей. (Стоит с дровами в руках.) Семь дней и ночей все идет снег. А от снега растет тишина, все выше и выше. Снег падает на лес, на дороги, на каждый камень, и каждую ветку, и каждый столб. Одна только тишина да снег, вот уже семь дней и ночей. Куда ни посмотришь — везде снег. Даже на сосульках. Он и ручей запорошил, и все смолкло… (Задумчиво смотрит перед собой.) Ваша милость…

Барон. Да?

Слуга. Нашего колодца во дворе уже не видно…

Барон. Ты боишься?

Слуга. Боюсь? (Наклоняется и разводит огонь в камине.) Там внизу, на кухне, — мы все там сидим, на кухне, с последнего воскресенья никто не уходит в свою комнату — все говорят, что в комнатах холод и снег, он проникает сквозь кирпичи. Вот мы все и ютимся на кухне; ребятишки спят в корзинах для овощей, а мы болтаем до глубокой ночи. Йозеф говорит, никогда еще не было, чтобы снег шел так долго. Семь дней и ночей беспрерывно, ведь это что-нибудь да значит. Все так говорят, только этот новенький сидит на столе со своей гитарой и все посмеивается над нами… (Поворачивается.) Странный он человек, ваша милость!

Барон. Кто?

Слуга. Да пришелец этот. Сидит на столе со своей гитарой и рассказывает всякие истории о племенах, которые ходят голые, отродясь не видели снега и не знают ни страха, ни забот, ни долгов, ни зубной боли. Говорит, есть такие. И еще есть горы, которые плюют в небо серой и дымом и раскаленными камнями, он сам это видел. А еще есть рыбы, которые могут летать по воздуху, коли у них есть охота; а еще, говорит, солнце, если смотреть на него со дна моря сквозь воду, кажется блестящими осколками зеленого стекла… У него в кармане есть коралл, ваша милость, мы сами видели.

Барон. Что за пришелец? Откуда он взялся?

Слуга. Отовсюду, так сказать. Сейчас рассказывал о Марокко, о Санта-Крусе…

Барон. О Санта-Крусе? (Встает.)

Слуга. Да. Он пришел в замок дней шесть назад. Мы его приняли за пьяного, он даже не мог толком сказать, чего ему здесь нужно. Уложили его на солому. А на другой день пошел снег… Как вы думаете, ваша милость, он когда-нибудь кончится?

Барон (подходит к глобусу). Когда-нибудь все кончится, Килиан.