Шрифт:
Эльза. Ган, доктор Ган, например.
Прокурор. Доктор Ган не мой друг.
Эльза. Чей же?
Прокурор. Твой.
Эльза. Мартин!
Прокурор. Это так, к слову пришлось. (Садится к письменному столу.) Но довольно об этом. Речь идет о другом… Он говорит, что я — единственный, первый человек, который его понимает.
Эльза. Кто говорит?
Прокурор. Убийца.
Эльза. Я дрожу, Мартин.
Прокурор. Здесь холодно.
Эльза. Ты переутомился, Мартин, вот и все. Расшатал нервы. Один процесс за другим! Да еще при твоей аккуратности, добросовестности…
Прокурор. Я знаю.
Эльза. Почему бы тебе не взять отпуск?
Прокурор. Отпуск в Испании…
Эльза. Человеку это необходимо, Мартин.
Прокурор. Может быть. (Листает бумаги.) А может быть, нет… Надежда на свободный вечер, на воскресенье за городом, эта пожизненная надежда на эрзац, включая жалкое упование на загробную жизнь… Может, стоит только отнять все эти надежды у миллионов чиновничьих душ, торчащих изо дня в день за своими столами, — и какой их охватит ужас, какое начнется брожение! Кто знает, может быть, деяние, которое мы называем преступным, — лишь кровавый иск, предъявляемый самой жизнью. Выдвигаемый против надежды, — да, против эрзаца, против отсрочки.
Бой часов на башне.
Эльза. Не обижайся, Мартин, но я действительно смертельно устала.
Прокурор. Я вижу.
Эльза. Такие разговоры все равно ничего не изменят.
Прокурор. Ты права. (Встает и целует жену в лоб.) Иди спать, Эльза!
Эльза. И ты тоже.
Прокурор. Спокойной ночи.
Эльза. Спокойной ночи.
Прокурор. Я только докурю сигару.
Эльза уходит. Прокурор стоит в той же позе, что в самом начале.
Он курит, не замечая, как через другую дверь входит девушка, почти ребенок, босиком, с дровами под мышкой.
Только когда она наклоняется у камина и полено падает на пол, он вздрагивает.
Xильда. Я вас испугала?
Прокурор. Кто это?
Хильда. Хильда.
Прокурор. В чем дело?
Хильда. Господин прокурор позвонили.
Прокурор. Я?
Хильда. Здесь холодно. Может быть, развести огонь? Господин прокурор пусть простят, что я не причесана — я прямо с постели.
Прокурор. Я не звонил.
Xильда. Я разведу огонь.
Прокурор смотрит, как Хильда разводит огонь в камине. Снег-то все идет и идет. Целая лавина свалилась с крыши. Прогремело, как гром летом, я и проснулась. Господин прокурор ничего не слышали? Все задрожало, как при землетрясении. Господин прокурор опять читали всю ночь?
Прокурор. Тебе приснилось, дитя мое, я не звонил. Хильда. Разгорелся…
В камине разгорается огонь.
Почему господин прокурор так на меня смотрят?
Прокурор молчит.
Господин прокурор всегда говорят, что я похожа на фею. Но я заметила, господин прокурор не верят в фей. Господин прокурор надо мной смеются. А у нас там, в горах, в лесу, в это верят даже мужчины, не говоря уж о глупых служанках вроде меня.
Прокурор. Да, ты похожа на фею.
Xильда. В городе, я заметила, вообще ни во что не верят, все только смеются, когда я об этом рассказываю.
Прокурор. О чем?
Xильда. Да так, истории всякие. (Раздувает огонь.) Разгорелся!
Прокурор. Да…
Хильда. Почему вы их не сожжете, господин прокурор, все те бумаги, которые вам приходится читать?
Прокурор. Сжечь?
Xильда. Я бы так сделала.
Прокурор. Ты рассуждаешь по-детски.
Xильда. Я бы так сделала.
Прокурор. Ну так и сделай!
Хильда. И сделаю!
Прокурор, смеясь, подает ей кипу бумаг.
И сделаю. (Бросает бумаги в огонь.)
Прокурор смотрит так, словно не верит, что это происходит наяву, и беззвучно смеется. Хильда берет вторую стопу бумаг, третью, наконец все оставшиеся — пламя разгорается так, что вся комната наполняется красным светом.
Хильда. Какой свет!
Прокурор. Да…
Хильда. Как костер в лесу, у угольщиков!
Прокурор. Да…
Хильда. Так бы и пустилась в пляс!
Прокурор. Да…
Хильда. Как у угольщиков, когда появился граф Эдерланд. Да здравствует граф! Угольщики испугались, потому что горели их собственные дома, горели деревни и города, а фея сказала…
Прокурор. Что сказала фея?
Хильда. Какой свет!
Тюремная камера.
На нарах сидит доктор Ган, в шляпе, с папкой на коленях.
Убийца стоит, засунув руки в карманы брюк и глядя в окно.
Убийца. Снег…
Доктор Ган. Что вы говорите?
Убийца. Я говорю: снег…
Доктор Ган. Как же мне вас защищать, если вы не отвечаете на мои вопросы? А ведь я задаю их иначе, чем прокурор. Его допросы утомили вас, и не удивительно — он славится ими, своей проницательностью, цепкостью. Что же мне теперь прикажете делать? Я был убежден, что вы невиновны.