Я стоял недвижим, незнакомка меня удивила — она была в самом отчаяннейшем положении — Я посмотрел туда, куда она побежала — Сердце мое забилось сильнее — скорее — я взглянул на небо — Различные пепло-темные массы облаков образовали на вечернем небе, урны, гробницы, пирамиды, как будто оттенки предметов на кладбище находящихся — Я вздохнул — пролил слезу на гроб моего Друга — 12ть пробило, и — я взошел с другом своим — с Туртерелем в уединенный кров свой —

РАЗВАЛИНЫ

Замка Г. Б. Д..го.

Вечер 5го августа

Луна уже показывала крутые рога свои, и новь уже опускала черный флер на успокаивающиеся полушарие наше и — благодетельный сон сыпал уже мак на вежди спокойных душ и — они в приятных мечтаниях — в ожидании другого дня — в ожидании других радостей, засыпали; только я один, ходя по своей хижине скорыми шагами, бодрствовал — голова моя кружилась — Приятные мечты занимали меня и — Извлекали слезы — жертву блаженству мелькнувшему — Наконец, когда сердце мое стеснилось, когда вздохи накопились, перлись в груди моей — Я вышел насладиться приятным вечером — подышать чистым воздухом и — дать волю течению слез, вздохов стремлению и — полную власть своему воображению; — нечувствительно очутился возле развалине древнего замка Д....ва; я вздрогнул, увидя на равнине длинные тени колоссальных тел — вздохнул, увидя кучи камней, пирамид, перистил белеющихся между зелеными чертами выросшей травы: Сребристая луна скользила на них и переливалась по группам а — ночные мраки оттеняли унылый ландшафт сей. Какое мертвое спокойствие в сей долине! вздохнув сказал я, как тихо!.. Одни токмо дикие крики сов, кроющимся в ущельях древних Готических башен и — пронзительный свист ветра бунтующегося в пространных, развалившихся анфиладах и — коридорах, поражают слух мой! — Робкий путешественник — среди ночи, с ужасом спешит мимо развалин сих и трепещет вслушиваясь в глубочайшее молчание... А меня лишившегося всего в свете сем что устрашить возможёт?... Ничто!... я взошел в длинную залу, луна рисовала пол оного и освещала путь мой, ветер свистал — выл в разбитых окнах — эхо повторяло глухой шелест походки моей и слабые отголоски самого себя, неслось и разливалось по Эллиптическим сводам — Зрение мое долго блуждало в пространстве сем но нигде не останавливалось — везде я видел бесчеловечные следы все разрушающего времени— Повсюду представлялись мне гибельные печати жестокой смерти. Но стоящая в углу картина привлекла мое зрение — я подошел к ней, стертые ее краски и слабый свет препятствовали мне хорошо рассмотреть оную — долго я рассматривал сие изображение и — узнал, что она представляла одну из прибей Евангельских. За пребогатым, пышным столом — в кругу ласкателей ему улыбающихся, между хитрыми обаятельницами представлен сладострастный Сибарит — казалось он говорил всем возле себя сидящим : Веселитесь, блаженствуйте со мною друзья мои — источник сокровищ моих вечно не иссякнет и — все уклонкою своей главы ему благодарили — Он берет кубок драгоценный, Брийским вином наполненной и — рука его как белый мрамор становится — дом его горит и — все его ласкатели один после другого удаляются.... Не смотря на древность сего изображения, живописцовы намерения,план был виден из оного — Я углубился взирая на картину сию — сел на ветхих креслах и — облокотясь на окно все суета сует!... сказал я, и привел на память себе стихи мною негде читанные: —

Столетия текут и — в вечность ниспадают,

Гниют в развалинах твердейшие тела —

Лишь только смерть дохнет и — грады исчезают;

Сияют и не мрут лишь добрые дела.

Так справедливо, справедливо!... Колоссальные статуи сего замка, пышные, мраморные пирамиды, великие перистили, гордящиеся за несколько пред сим времени пали и — покрываются густым мхом — Путешественник идущий мимо места сего смотрит на сие и — спешит далее — Я замолчал, но воображение мое воспламенилось, я видел, сей замок паки обновившийся, драгоценные мебели украшали гордые стены — Солнечные лучи преломлялись в люстрах — в зеркалах и живописали пол, покрытый персидскими редкими коврами; сладострастные изображения и статуи украшали длинную галерею — зрел толпу колесящих, пышных Сибаритов, намазанных, в позлащенных платьях кокеток, пестрых бабочек перепорхивающих но — подунул ветер, здания трещат, колеблются и — все присутствующие бледнея падают и издыхают под развалинами — Там слышен стон умирающих — здесь видны посинелые лица подавленных там оторванные члены представляются; как страшно! Проснись Сибарит! погибель над главою!... огонь недрится под стонами твоими — шаг! и — ты в развалинах, а память твоя с прахом твоим погибнет, как лампада погаснет оставив по себе зловоние. Мечта, мечта!... Я очувствовался — месяц скрылся в облаках — звезды едва мелькали на небе — мрак распространился по всему замку — я содрогнулся, направил путь свой к хижине: Туртерель единственный друг мой дожидался у вороте меня шатающегося — увидев меня бросилась ко мне, ласкала меня и — вертелась вокруг меня. Я взошел в свой замок горестей — бросился на постель — занялся прошедшим блаженством.

ВЕРТЕР.

Ночь. 11 часов 2го сентября

Сжимайте всю природу бурные ветры ненастливой осени, бушуйте в рощах, изливайте смертоносный яд свой на нежную зелень, минутою в цвет желтый превращающуюся, играйте листьями сорванными — жертвою свирепства вашего — Я глух к свисту вашему, я слеп, взирая на образ смерти все пожинающей. Ах! почто обманывают мое воображение представляя сию смерть — сие ада исчадие, младенцем милым, прелестным, улыбающимся Гением, почто уверяют меня, что смертоносный яд оной приятен, сладок — сладостнее Амброзии Нет, нет!... я представляю себе оную ужаснейшим, страшнейшим чудовищем, коего и взор и дыхание упоено гибельным ядом — Отвратительнейшею отравою.... Что я говорю?... Нет, она душам влюбленным, душам издыхающим от заразительной, мучительнейшей страсти, представляется точно в виде любезного Гения — в виде Купидона — в виде любимого ими предмета. Смерть! с каким удовольствием обниму тебя. — С сими словами я взял первую попавшую попавшуюся мне книгу, с намерением разбить мрак мыслей моих; но несчастный Вертер (книга мною ненарочно взятая) может ли рассеивать горести? Я пробегал глазами пламенные картины чрезвычайной любви и отчаяния его — Каждое слово проникало в мое сердце, сжимало оное — Кровь моя ужасно волновалась и слезы мои блистали в глазах моих, капали на последнее письмо его — Я читал и — вздохи мои перерывали чтение. Мысли, изражения сходствующие с моими положением пронзали глубоко душу мою — голос мой произносил их с сильнейшим жаром.

„Повсюду окрест меня царствует тишина и душа моя наслаждается спокойствием. Благодарю Тебя Господи, что в сии последние минуты даешь мне столько силы и крепости духа............................................. О Шарлотта, есть ли такая вещь, которая бы тебя на память мне не приводила? Ты меня со всех сторон окружаешь, а я подобно дитяти собрал около себя себя те безделки, которые прикосновение твое священными учинило............................... На конце кладбища к самому полю, есть две прекрасные липы , тут желаю я, чтоб почил прах мой................................ Ах! я желал бы быть положен в какой нибудь долине уединенной, или лучше при большой дороге, дабы священник и Левит идучи мимо моей могилы благословил Всевышнего а Самарянин пролил бы слезы................................. Будь спокойна, для Бога будь спокойна!.................................... Двенадцать бьет!... Пистолеты заряжены... Час настал!...Шарлотта! Шарлотта! прости на веки!„

Казалось остановилось течение крови моей — Самое время не щадило моей чувствительности, в городе унылый, пронзительной колокол бил 12ть часов — Ветер свистал в окнах моих — Все как будто нарочно представляло плачевную картину смерти несчастного Вертера. Я не мог далее читать — Окаменелые руки мои не могли поддерживать книги сей — Мрачная меланхолия покрыла чело мое — я припомнил место из письма несчастной Элоизы.

,,Лишась жизни погашу я и страсть свою. — Поспеши покрайней мере собрать в сии ужасные минуты последние поцелуи мои — взять последний вздох мой — когда же смерть помрачит твои прелести, — сии очаровательные прелести, которые были источником моих горестей, — когда она погасит свет дней твоих; то да положат нас в одном гробе и пусть любовь иссечет на оном жизнь нашу; Путник проливая слезы в наше воспоминание, скажет: Они горели друг к другу чрезмерною любовью, но были несчастны — Вздохнем на гробе и станем любить по примеру их.„

Вертер! да будет благословенна память твоя!...

ОБРАЩЕНИЕ НА ПРОШЕДШЕЕ.

Молодость! кто не вспомнит тебя с восхищением? Кому не милы твои очаровательные прелести? — Приятно, сладко воспоминание прошедшего — С удовольствием привожу я себе на память наималейшие безделки, занимающие меня в молодости — Ах! с первыми летами жизни моей протекли мои радости, затмилось мое счастье — Протекла молодость и — не благопристойность, как говорили мне, запретила наслаждаться удовольствиями — Пробило 10ть дух мой жаждал пищи себе — сердце искало увеселения — Книги и то и другое мне представили. — Я истощил все свои силы на доставление себе сего удовольствия — на доставление лучших произведений писателей — Там удивлялся им, смеялся и вместе — плакал с ними; каждое слово К.... проникало в мою душу и наполняло ее восторгом, часто невольно капали слезы чувствительности на пламенные черты — на пленительные картины — часто в Энтузиазме — в исступлении не приметно вырывались слова: О К... нежный сын Граций, как ты знаешь изгибы человеческого сердца! Какой жестокосердой не прослезится читая Бедную Лизу? Какой каменосердечный не тронется живыми, восхитительными и — прямо любовно-невинными изражениями двух им выведенных особ?... Кто любил, тот отдаст справедливость сей бесподобной картине любви. Часто милый Дю П.. восхищал и пленял меня, да и кто бы мог не одобрить его? Вкус, разборчивость, легкость слога видна во всех письмах его — Часто в осеннюю бурную ночь внимал унылой Лире Оссиана, проникал с ним во времена прошедшие и — живо представлял себе Галлов, храбрых рыцарей Фингаловых, бродил воображением по длинным Энфиладам древних рыцарей времени Дагобертова, рассматривал деяния их и — содрогался от чудесностей — часто вздыхал и плакал над гробом пламенного Вертера — над печальною Урною, которую выдумывало мое воображение. Иногда представлял я себе оную в густом и мрачном лесу, в непроходимой Чаще иссеченную из черного мрамора, в которую с погасшими светильниками проливали слезы Купидоны; иногда под густосплетшимися елями представлял я себе черный гроб с высеченными увядшими гирляндами — слезы не вольно льются и — я пробуждаюсь от своего воображения.

С детства любил я бродить но прелестным окружностям города К... Дышать в средине кустарников чистым воздухом и слушать прелестные мелодии пернатых — смотреть на величественную Волгу, тихо протекающую — Любоваться очаровательными оттенками неба —Пурпурами великолепно украшенного, рассматривать печальные надгробия уединенного 3..... монастыря, предаваться мрачной меланхолии, взирать на самого себя и — зреть будущую обитель свою; часто, очень часто опершись на великолепный памятник, говорил я: Где слава твоя суетный? где богатства? Часто сидя на косогоре смотрел я на великолепную громаду церквей и домов, подобно Амфитеатру представляющуюся — Смотрел и углублялся в прошедшие столетия. Сцена переменяется, я зрел поля покрытые трупами посинелыми — Видел храбрых, падающих от меча слабосильных и подобно сорванному цветку увядающих — видел — содрогался и — с мрачностью в сердце возвращался в шумный город, столицу древних Мусульман.