Шрифт:
Молитва к Тисифоне
за помешанных своенравных и исступленных
[1] О жестокая (dira) на небе, исступленная (furiosa) на земле, Евменида в преисподней, [425] великая дочь Ночи и Ахеронта! отведи хоть немного твои прихотливые исступленья от этих людей — ибо они, к несчастью, иногда своенравны и исступленны — если хочешь, чтобы во храм, коим ты обладаешь в Афинах, они принесли тайком пару любезных голубков, которые тысячу раз были тебе обещаны, дабы показать миру, что своенравные медведи, привлеченные твоей благосклонностью, как лакомым медом, иной раз превращаются в ягнят.
425
Отсылка к трем именам одних и тех же божеств: Диры (см.: Verg. Aen. IV. 473; VIII. 701; XII. 845; Stat. Theb. XI. 106; Giraldi 1548, 292), Фурии, Евмениды. Сервий (Serv. Aen. IV. 609) говорит, что «Диры» на небе, «Фурии» на земле, «Эвмениды» в преисподней, но поэты смешивают эти три имени.
Рассуждение XXIV
О безумцах разъяренных, озверелых, нуждающихся в путах и цепях [426]
[1] Средь племени помешанных нет ничего невыносимее тех, кого мы называем безумцами разъяренными и озверелыми, ибо расположение их ума столь ярое и необузданное, что надобно бежать от них, как от неистовства неудержимых и проклятых зверей. Они безумны не только против других, вредя со зверством, в них царящим, но и на себя самих обращают ярость, увлекающую их мозг ко всякому роду зла, какой только можно помыслить.
426
На ту же тему и с повторяющимися примерами: Teatro, disc. LII (Garzoni 1993, 231—233).
[2] Древнего Геркулеса изображают поглощенным этою яростью: облекшись туникой кентавра Несса, от нестерпимой боли он ринулся в пламень горы Эты, почему Клавдиан говорит:
Этейский пик покидаешь, Пламенем проклятый встарь Геркулесовым. [427][3] Охваченным такою же яростью выводит Овидий в XIII книге «Метаморфоз» Аякса, сына Теламона, из-за приговора, вынесенного греками, согласно которому оружие Ахилла надлежит отдать Улиссу, а не ему. [428] [4] Ариосто же великолепно описывает безумную ярость Роланда, особливо в двух строфах: первая та, где говорится:
427
Textor 1566, 564; Claud. III Cons. 114—115. Из этого же раздела Текстора и следующий пример.
428
Textor 1566, 567, с цитатой Ov. Metam. XIII. 384. В Teatro Гарцони цитирует «Метаморфозы» в итальянском переводе Джованни Андреа Ангвиллары (Garzoni 1993, 232).
[5] И вторая, где говорится:
Стволы и пни, скалы и комья в волны Прекрасные ввергать не уставал, И вот они, кипеньем мутным полны, Уж не были прозрачны, как кристалл. [430][6] Вот почему, как описывается в другом месте, когда Астольф хотел его вылечить, пришлось связать его множеством веревок, [431] как цепного помешанного, каким он сделался.
429
Or. Fur. XXIII. 130. 1—2.
430
Or. Fur. XXIII. 131. 1—4. Следующие две октавы XXIII песни цитируются в Teatro (Garzoni 1993, 233).
431
Or. Fur. XXXIX. 54—55.
[7] Афамант, сын Эола, описан у Овидия столь остервенелым и разъяренным, что в этом неистовом состоянии он убил собственного сына, по имени Леарх; вот стихи Овидия в VI книге «Фастов»:
Фуриями тесним Афамант и обманным обличьем, И от отчей руки гибнешь ты, юный Леарх. [432][8] О Камбисе сказывает Геродот, что, надругавшись над египетским богом по имени Апис, он после этого впал в такое неистовство, что сначала, понукаемый Фуриями, истребил почти все свое семейство, а потом, обратив ярость на себя, в безумии убил себя самого. [433]
432
Text. Off. IV. De homine: De furiosis ac maniacis (Textor 1566, 505); Ov. Fast. VI. 489—490. Та же цитата в Teatro (Garzoni 1993, 232). Следующие примеры — из того же раздела Текстора.
433
Textor 1566, 508; Hdt. III. 27—38, 61—66.
[9] Проперций в третьей книге помещает среди разъяренных помешанных Алкмеона, сына Амфиарая и Еврифилы, который, убив свою мать, был приведен и понужден неподвижными воображениями к этому роду помешательства; поэтому о нем говорится:
Фурии там Алкмеоновы есть и голод Финеев. [434][10] Лукан в первой книге к помешанным этого рода причисляет и некоего Пенфея, который, как пренебрегавший божеством Вакха, был им наказан, сделавшись неистовым и безумным, как зверь, почему говорится:
434
Textor 1566, 506; Prop. III. 5. 41.
[11] Об Оресте, сыне Агамемнона и Клитемнестры, Целий пишет, что, после убийства матери впав в исступленье, он разодрал все свои одежды и изгрыз себе один палец, вследствие чего у Павла Мануция явилась пословица ткать плащ Оресту [436] применительно к тому, кто делает подарок человеку, который в конце концов дурно им распорядится.
435
Textor 1566, 505; Lucan. VII. 780—781.
436
Adagia 1575, 1024; взято снова у Текстора (1566, 504—505), как и ссылка на Целия; см.: Cael. Lect. IX. 29 (Caelius 1517, 455).
[12] В наше время великое помешательство сего рода охватило одного солдата из Бризигеллы, [437] который, впав в исступление от любви к фаэнтинской девице, в один присест съел доспешную рукавицу и нагрудник, ибо эта неистовая блажь так далеко проникла ему в мозг, что не давала отличить доспех от хлеба. Схож с ним был Камблет, царь Лидии, который (если не лжет Целий) однажды ночью, обуянный неистовством прожорливости, съел свою жену, бывшую подле него, и поутру нашед у себя во рту ее руку, сделался подлинно безумным, как цепной зверь. [438]
437
Из Бризигеллы, близ Фаэнцы, происходили наемники, составлявшие ядро войска герцога Урбинского.
438
Text. Off. VII. De variis virtutibus ac viciis: De gula, voracitate ac vinolentia (Textor 1566, 1261, без ссылки на Целия), Cael. Lect. IV. 11 (Caelius 1517, 172), Ath. X. 415c. Анекдот пересказан также в Piazza, disc. XCIV (Garzoni 1605, 692).