– Правда, – кивнул старик. Вынув из кармана газетный лист, он начал сворачивать самокрутку.

– Наверное, испугался? – предположил Олег, берясь за второй замок. – Мне девка со свечкой по мозгам вдарила, но я даже о ней забыл, когда полыхнула молния над оврагом!

Дед не спеша набил самокрутку крепкой махоркой и раскурил её, чиркнув спичкой. Когда он выдохнул дым, солнышко сменило розовый цвет на жёлтый.

– Вздор говоришь. Отец не боялся. Никакой страх ему был неведом. Он три войны прошёл, и не как-нибудь, а геройски. Тоска взяла его, а не страх.

– Тоска?

– Да, хотя он никогда в жизни не тосковал. Трёх жён схоронил – не плакал. А тут…

– И о чём была та тоска?

– О том, что не смог он подойти к церкви, когда увидал её. Пока обходил болото, уж рассвело, и церковь исчезла.

– Что ж он хотел в ней найти?

– Откуда ж я знаю? – выдохнул дед ещё одну тучу едкого дыма. – Вряд ли и сам он об этом знал. Душа человека видит гораздо дальше его ума. Душа ведь от Бога, а ум – от Змея эдемского.

– Погоди минутку.

Открыв гараж, Олег вывел из него джип Оксаны, поставил на его место автомобиль её мужа. С лязгом захлопнув створки, он запер оба замка и вернулся к деду.

– На чём ты остановился-то?

– Я не помню, – пробормотал старик. Его поведение было странным. Он не отрывал глаз от опушки леса над кручей. Сразу же отследив направление его взгляда, Олег всмотрелся. Увидел он на откосе только деревья, качавшиеся от ветра.

– Ты чего, дед?

Старик опустил глаза и сделал затяжку.

– Сам видишь, что ничего! Видать, примерещилось.

Было ясно, что старый хрен – не из тех, кому может что-нибудь примерещиться. Но деревья, качавшиеся от ветра, не оставляли повода для дискуссии.

– Продолжай, – попросил Олег.

– Так я уже всё сказал.

– А в каком году большевики снесли церковь?

– В двадцать втором. Замучились, говорят, ломать! Полгода ломали. В прошлые века крепко строили.

– А иконы из этой церкви куда дели?

– Да все сожгли над оврагом. Отец рассказывал, что огонь поднялся выше берёз. Из города было видно.

– Послушай, дед, – подступил Олег к старику поближе. Хитро и доверительно оглядевшись по сторонам, он понизил голос: – Я не поверю, что твой отец ни словом, ни жестом не дал понять, о чём с ним беседовал горожанин.

К этому времени самокрутка почти вся вышла. Бросив окурок на землю, дед затоптал его, мрачно сплюнул и отмолчался.

– Ладно, – пожал плечами Олег, – этот горожанин особенного значения не имеет. Скажи, ты был дома той ночью, когда отец твой увидел над лесом церковь?

– Да, я был дома, – ответил дед. Тут вдруг из коттеджа донеслись крики. Света с Оксаной о чём-то горячо спорили. Дед немножко послушал их и продолжил:

– В ту ночь наш кобель, Буян, ни с того ни с сего разлаялся да развылся. Выл жутким воем, и я никак не мог заставить его умолкнуть. Из дома гнал – он скребётся, бил – воет громче! Такого с ним прежде никогда не было. На рассвете пришёл отец и сказал, что увидел церковь. С тех пор тоска на него напала. Он каждый вечер уходил в лес и всю ночь бродил.

– Искал церковь?

– Да.

– И сколько ночей искал?

– Недели две-три это продолжалось.

– Вот оно что! Очень интересно. Значит, две-три недели человек мучается и сходит с ума, не зная, чего он хочет, ну а потом горожанин вдруг говорит ему: «Человек! Я знаю, чего ты хочешь. Я не ручаюсь, что ты получишь то, чего хочешь, точнее даже ручаюсь, что не получишь, но если тебе интересно знать, к чему ты так рвёшься – я…»

Старик перебил Олега:

– Олег! Если ещё раз ты хоть одно слово про него скажешь, беседе нашей – конец.

– Хорошо, я понял. Ты можешь мне рассказать, что произошло через три недели? Как он пропал?

– Буян ещё с вечера заскулил, – стал припоминать лесовик без видимой неохоты, – отца уже дома не было, он отправился искать церковь. Больше его никто никогда не видел. Я и ещё несколько парней неделю подряд ходили, искали, звали, но никаких следов даже не нашли.

– А сейчас собака у тебя есть?

Дед смерил Олега угрюмым взглядом и тихо-тихо спросил:

– А ты не боишься?

– Нет, не боюсь. Ты думаешь – если бы я боялся, было бы лучше?