Мне недоставало Эмили. Я не имел ни навыков управления, ни желания осваивать это ремесло. Я не знал, что и как делать.

Ясно было только одно: сохранить армию долго не удастся. Люди все громче выражали недовольство. Они хотели вернуться домой. Все чаще и чаще я слышал одни и те же слова: "Время собирать урожай. Когда мы получим то, что обещано?"

И дело было не только в продовольствии и деньгах. Требовались новые законы. Обеспечение безопасности. Свобода выбора: где жить, кому служить. Должна ли крепостная неволя отца распространяться на его детей? Кто-то должен был заниматься всем этим.

Однажды вечером я нашел лист бумаги, печать Болдуина, перо и пузырек с тягучими красными чернилами. Я сел за стол и начал писать самое важное в своей жизни письмо:

Его величеству Филиппу Капету, правителю Франции.

Молю Господа дать мне слова для того, чтобы написать это, поскольку я всего лишь простой горожанин. Точнее, крепостной, на долю которого выпала непосильная роль.

Сотни людей считают меня своим предводителем. Некоторые называют их толпой, я же думаю, что они просто не могут больше терпеть. Крестьяне, кожевники, лесорубы, ваши верные слуги, они поднялись против нашего сеньора лишь после неоднократных жестокостей и необоснованных притеснений и издевательств с его стороны.

Ваше величество, я пишу Вам из Трейля, где сижу за столом герцога Болдуина, который заточен в темницу, где и пребудет до тех пор, пока я не получу от Вас указания, что делать дальше.

Мы не изменники, не предатели и не бунтовщики. Нас сплотила жестокая несправедливость, и лишь тогда, когда она стала угрожать нашей безопасности, благосостоянию и самой жизни. Мы сплотились, чтобы потребовать законности, чтобы положить конец безнаказанным насилиям, убийствам и беспричинному уничтожению нашей собственности. Мы сплотились, чтобы освободиться от бесконечной неволи.

Неужто люди, как простого звания, так и благородного, не могут мечтать о том, чтобы жить по законам справедливости? Неужто это такая несбыточная мечта?

Многие из тех, кто вступил в наши ряды, верно служили Вашему величеству в войнах и принимали участие в походах против неверных по призыву Его святейшества. Мы просим лишь того, что нам обещали за эту службу: права на справедливые налоги; права подавать жалобу и получать возмещение за причиненный нам ущерб; права на справедливый суд и привлечение к ответственности обидчика независимо от его звания; права владеть землей, за которую оплачено годами тяжкого труда.

Мы старались не проливать ничью кровь. Мы стремились уладить разногласия мирно и с взаимным уважением. Но люди устали и хотят вернуться домой. Пожалуйста, Ваше величество, подайте нам надежду на то, что и Вы поддерживаете нас в этих устремлениях.

Я же предлагаю Вам то единственное, чем владею, величайшее сокровище всего христианского мира, оказавшееся в моих руках в Антиохии.

Это то самое Копье, которым проткнули Господа нашего Иисуса Христа на Кресте.

При всей ценности этой реликвии, как ни удивительно, души и сердца людей, которые служат Вам, еще ценнее.

Мы ждем Вашего ответа.

С верой, Ваш покорный слуга

Хью де Люк, трактирщик, Вилль-дю-Пер.

Я ждал, пока высохнут чернила.

От нахлынувших воспоминаний сдавило грудь. Столько людей умерло: Софи, Мэттью, мой сын Филипп, Нико, Робер, безымянный турок. И все для того, чтобы привести меня сюда?

Копье стояло у стола. Что, если бы я погиб в той церкви от рук турка? Неужели ничего этого тогда бы не случилось?

Я сложил письмо и запечатал печатью герцога. Руки мои дрожали.

Чудо. Только что произошло чудо. Я, крепостной, шут по призванию и ремеслу, бездомный и нищий...

Я обратился к королю Франции.

Стефен, герцог Борейский, вздрогнул и поморщился, когда лекарь поставил ему на спину очередную отвратительную пиявку.

– Скоро в этих тварях будет больше крови, чем останется во мне, – недовольно проворчал он.

Лекарь продолжал свою работу.

– Вы жалуетесь на дурное настроение, мой господин, но притом жалуетесь и на лечение.

Стефен хмыкнул.

– Мое настроение не улучшат никакие пиявки.

В жестокую меланхолию герцог впал с того самого дня, когда получил известие о неудаче Моргана, своего верного и проверенного слуги. Что еще хуже, Морган упустил прекрасную возможность завладеть копьем. В довершение всего этот гнусный червяк, наглый шут, собрав вокруг себя толпу оборванцев, выступил маршем на Трейль. От одного этого в герцоге закипала желчь.