Российские «новые левые», однако, воспринимают «сексуальную революцию» в первую очередь как политическое явление, ставя ударение не на слове «сексуальная», а на слове «революция» (что логично, так как в современной России — «враждебном мире», с точки зрения «новых левых», уже происходит одна «сексуальная революция», но в ней явно акцент сделан на слове «сексуальная», а такой вариант «сексуальной революции» был в 60–70-е гг. «разоблачен» западными «новыми левыми» — в том числе «самим» Маркузе — как «контрреволюционный» и «охранительный», поскольку не побуждал людей к политической революции, а напротив, отвлекал от нее). Эта традиция присуща и западным «новым левым». Известный теоретик американских «новых левых», бывший Национальный секретарь СДО Г. Калверт дал «общее обоснование» политического характера «сексуальной революции» (или сексуального — политической): «Революция есть акт любви и процесс любви, так как в ходе нее люди испытывают слияние, становятся единым целым». [400] В среду российских «новых левых» политическая концепция «сексуальной революции» попала, насколько можно судить, не прямо от Калверта, а через Кэт Миллет, «феминизировавшую» концепции В. Райха и Г. Калверта в известной книге «Сексуальная политика», [401] ставшей доступной российским «новым левым» в немецком переводе (где она называлась еще более «радикально» — «Секс и господствующая власть»). [402]

С контркультурной ориентацией «новых левых» связано и их представление о наркотиках как о «революционном оружии». Хотя сам Т. Лири был разоблачен в 1976 г. как агент ФБР и ЦРУ, теория «психоделической революции», заложенная им в свод идей американской контркультуры 60-х гг., прочно там закрепилась. Т. Лири трактовал наркотики (психоделики, психомиметики) как форму сопротивления давлению внешнего буржуазного мира; в его классической триаде turn on, tune in and drop out последняя часть носила политический характер; «выпади» (drop out) означало «откажись от сотрудничества с капиталистическим обществом». [403] В современной идеологии российских «новых левых» «революционизирующая» функция наркотиков связана с апокалиптическим мироощущением, в частности, с ожиданием экологической катастрофы. Эту окраску «революционным наркотикам» придал «Тимоти Лири 90-х» Теренс Маккена, очередной проповедник «психоделической революции». [404]

Другая важная идея в идеологии «новых левых» — уверенность в равновеликости, одинаковой важности и определенной взаимозаменяемости эстетического и политического. Эта идея также связана с контркультурой и также унаследована от западных «новых левых». Она восходит к традиции Франкфуртской школы и адаптирована для «массового сознания» Г. Маркузе. [405]

С традицией западной контркультуры связана и другая идея — идея освобождения воображения, «освященная» к тому же леворадикальным мифом о Мае 68-го («Власть — воображению!» — ведущий лозунг «парижских бунтарей»). Эта идея предполагает стирание граней между воображением и реальностью (что мыслится как революционная практика) и восходит также к Г. Маркузе: «Освободить воображение и вернуть ему все его средства выражения можно лишь через подавление того, что служит увековечению репрессивного общества и сегодня пользуется свободой. И такой поворот — дело не психологии или этики, а политики…» [406]

С контркультурной ориентацией «новых левых» связан и их определенный антисциентизм и антиинтеллектуализм, окрашенный в «зеленые» тона. Это тоже традиция, восходящая к Г. Маркузе, указавшему, что наука и техника создали оазисы довольства в развитых западных странах за счет разрушения, жертв, войн, хищнической эксплуатации населения и природных ресурсов в странах третьего мира, причем те же наука и техника разработали механизмы замалчивания того, что происходит в странах третьего мира. [407]

Близким к кругу идей, связанных с контркультурой, является и присущий «новым левым» корпус оппозиций «игра — работа», «управление — обладание», «потребление — производство», «творчество — рутинный труд», «удовольствие как право — удовольствие как вознаграждение» и т. п. Контркультурная ориентация «новых левых», делающая в их глазах главной фигурой Художника, отталкивает их от проблем материального производства как от мира, который надо преодолеть и который — в коммунистическом (социалистическом) идеале «новых левых» — будет преодолен. Эти оппозиции восходят к Г. Маркузе, который определил их как «формирование репрессивной цивилизации», трансформацию (по 3. Фрёйду) «принципа удовольствия в принцип реальности»: «от немедленного удовлетворения — к задержанному удовлетворению; от удовольствия — к сдерживанию удовольствия; от радости (игры) — к тяжелому труду (работе); от рецептивности — к производительности; от отсутствия репрессий — к безопасности». [408] При том что логика контркультуры предполагает, как говорилось выше, уничтожение различий между этими оппозициями, в обыденной жизни и в политической и художественной практике (поскольку уничтожение противоречий должно наступить уже «после революции» или как минимум «в ходе революции») «новые левые» отдают предпочтение «игре», а не «работе», «удовольствию», а не «отсроченному удовольствию» и т. д. На «политический» язык оппозиции Г. Маркузе перевел Жан Поль Сартр: по его мнению, революция, которую призваны совершить «новые левые», должна решить проблему «власти», а не проблему «собственности», проблему «свободы», а не проблему «материальной нужды», проблему «демократии участия», а не проблему «обладания». [409] Непосредственно в «канон» «новых левых» эти понятия внесли лидер йиппи Джерри Рубин и лидер «Красного Мая» Даниель Кон-Бендит. Д. Рубин в культовой книге американских «новых левых» «Сделай это» заявил, что революция «новых левых» не будет ставить вопрос об*овладении средствами производства — поскольку важнее тотальное свержение авторитетов, тотальное восстание, тотальная анархия и полное разрушение всех институтов капиталистической цивилизации. [410] А Кон-Бендит прямо заявил, что «революция — это игра, в которой каждый человек должен хотеть участвовать». [411]

Связанным с контркультурой является и комплекс представлений, присущий «новым левым», в соответствии с которым СМИ не являются средством информации, а являются средством манипуляции, и поэтому общаться с ними надо «шутя» и пытаясь заставить их «играть» по правилам «новых левых», то есть «перекоммутировать в своюЪользу», сделать их самих объектом манипуляции. Этот комплекс перекочевал в сознание российских «новых левых» от их западных коллег (в первую очередь йиппи), а те усвоили такое понимание характера СМИ от Г. Маркузе, Э. Фромма, но в основном от социолога Вэнса Паккарда. [412] Задачу же «перекоммутировать СМИ» поставил перед «новыми левыми» известный западногерманский леворадикальный поэт Ганс-Магнус Энценсбергер. [413]

Не менее важным, чем контркультура, для идеологии «новых левых» является представление о Революции Сознания. В самом классическом виде это представление разработал теоретик контркультуры Чарльз Рейх, по которому переделывать мир будут носители «Сознания III», то есть «новые левые» — носители контркультурного сознания, следующей психоэволюционной стадии развития личности (после представителей «дикого капитализма» XIX в. — носителей «Сознания I» и представителей «корпоративного капитализма» — носителей «Сознания II»). [414] Ч. Рейх опирался на положение Г. Маркузе о необходимости появления обладающего качественно иным сознанием «исторического Субъекта» (при этом Г. Маркузе имел в виду не класс или социальную группу, а именно личность). [415] Насколько такое понимание необходимости Революции Сознания стало для «новых левых» трюизмом, видно из того, что К. Миллет считает «сексуальную революцию» оправданной именно потому, что посредством ее можно совершить Революцию Сознания, [416] а «Битлз» спародировали тезис о Революции Сознания в песне «Революция 1» в «Белом альбоме» 1968 г. [417]

Еще одной важнейшей категорией идеологии «новых левых» является категория «Великого Отказа», почерпнутая от Г. Маркузе. «Великий Отказ» понимался Г. Маркузе как тотальный разрыв со всеми способами не только принятой политической и общественной практики, но «со всеми рутинными способами видеть, слышать, ощущать и познавать вещи». [418] «Великий Отказ», таким образом, есть понимание себя тотальным оппозиционером и отказ от любых форм «коллаборационизма» с существующими институтами, вариант экзистенциалистского «героического пессимизма», «оптимизма отчаяния». Особенность «Великого Отказа» в том, что он считает бессмысленным создание теории, так как разрушение капиталистического общества возможно лишь в процессе самого этого разрушения, тогда же выявятся и закономерности разрушения, его «исторический агент» и т. п., а попытки оценивать или обсуждать перспективы такого разрушения не имеют смысла, ибо носят характер «абстрактный, академический, ирреальный». [419] В обоснование концепции «Великого Отказа» Г. Маркузе написал книгу «Одномерный человек», своего рода «священный текст» всех «новых левых».