Однажды через мебельный магазин я узнал адрес Афиногена и познакомился со странным грузчиком. И тут оказалось, что оба мы интересны друг другу. Изобретение Афиногена не подтвердилось, и я иногда думал: а вдруг от очередного запоя его спасла именно моя дружба? По вечерам мы иногда ходили друг к другу в гости. Сидели обычно на кухне, если это было у меня, и в комнатке с отгороженной кухней - у Афиногена. В сарае Афиноген оборудовал себе нечто вроде художественной студии. Он рисовал, лепил, чеканил. Эти занятия тоже помогали ему держаться.

И вообще я вскоре понял, что Афиноген в первую очередь художник. Грузчик ли, физик, но всегда художник.

В сарай он, правда, меня ни разу не приглашал и картины свои не показывал.

5

Ну так вот...

– Здорово, миряне?
– прогудел Афиноген, заняв собой почти весь коридорчик.

– Здравствуй, Афиноген Каранатович, - ответил я, пожимая огромную ладонь.
– Раздевайся, проходи.

– Разденусь, коли пришел.

Афиноген был широк в кости, высок, слегка сутул. Таскать шкафы и диваны такому было нипочем. Лестницы вот только в стандартных домах узковаты.

Он снял шапку, полушубок, валенки, подшитые в два слоя, пригладил седые, торчащие в разные стороны волосы.

– Вот и зима, Федор Михайлович.

– Да уж зима, - согласился я.
– Ты проходи.

Афиноген шагнул в комнату. На диване сидела Пелагея Матвеевна и смотрела по телевизору хоккей.

– Как здоровье, Пелагея Матвеевна?
– пробасил Афиноген.

– Здравствуй, Феня... Какое уж теперь здоровье? Давление вот поднялось. Скорую помощь бесперечь вызывают. Уколы ставют. А так какое здоровье...

– Здравствуй, Афиноген, - выглянула из кухни Валентина.
– Что поделывает жена?

– Да дома дела найдутся.

– Ох, и не говори. Все дела, да дела.

– Здравствуйте, - выглянула из второй комнаты Ольга и тут же скрылась, покрепче притворив дверь. Гость даже и не успел ответить.

– Подруги там у нее, - объяснил я.
– В пальто сидят. На минутку пришли.

– На минутку, а уж третий час сидят, - сказала Пелагея Матвеевна.

– Пусть сидят, - махнул я рукой.
– Чем по подъездам-то околачиваться...

– Так, значит, снова с квартирой ничего не выгорело?
– спросил Афиноген и с опаской опустился на стул, тяжело под ним заскрипевший.

– Пока не выгорело, - ответил я.

– Обещают, обещают, а не дают, - огорченно сказала Пелагея Матвеевна.
– Зачем тогда в писатели поступал?

– Да дадут, дадут.

– Догонют и еще раз дадут!
– сказала старуха н, поджав губы, уставилась в телевизор, звук которого был приглушен. Там в это время забили в чьи-то ворота шайбу.
– Федя, ведь это Испазита?

– Да нет, - с некоторой досадой ответил я.
– Эспозито у канадцев играет. А это наши: "Спартак" и "Динамо".

– А-а...
– согласилась теща.
– То-то я смотрю, что на Испазиту смахивает.

Пелагею Матвеевну я не придумал. Жизнь ее прошла тяжело, как и у многих тысяч других женщин, оставшихся во время войны в тылу без мужей, С четырьмя детьми на руках, младшенькая из которых, Валентина, даже и не помнила своего отца. Голодная деревня, голодный город. Мне почему-то казалось, что Пелагея Матвеевна даже не понимала всей трагедии, выпавшей на ее долю. У нее была одна сверхзадача, подсознательная - выжить, чтобы вырастить детей. Малограмотная, непредприимчивая, простоватая, она могла исполнять только подсобные работы. Вершиной ее карьеры была должность вахтера в небольшом гараже. Но это уже ближе к пенсии. Однажды, сразу после войны, она пыталась заняться спекуляцией, если только можно так выразиться. Одолжила у кого-то денег и поехала в Старотайгинск за чугунками, надеясь продать их в Фомске подороже. На обратном пути все чугунки у нее реквизировали, да еще преподнесли штраф за попытку спекулировать. Так прогорело это рискованное мероприятие. А в нетопленой комнате ее ждало четверо детей. Старшие подрастали и начинали работать, работать и учиться, учиться и работать.

Выжили.

Валентина поступила в университет уже сразу после школы. Времена стали полегче. Но тут всевозможные болезни начали одолевать старуху. Аукнулись и лесозаготовки, и осенний сплав, холод и голод.

– А я уж думал, таскать твое барахлишко придется, - сказал Афиноген. Ребят крепких подобрал.

– Да кому таскать - найдется, - отмахнулся я и от резкого движения сморщился. Жутко саднило кисть руки.

– Ты что?
– спросил Афиноген.

– Да... пустяки... рука немного болит.

– Ну-ка, покажи. Да что это с ней?

– Браслет надавил.

– Что за браслет?
– удивился Афиноген, разглядывая запястье.
– Ничего себе браслетик! Тебя в кандалы, что ли, заковывали?

– Да кто это меня в кандалы? Вроде, не за что... Силу свою в настройке проверяли. Наклеиваешь на пружину с браслетом тензодатчик и растягиваешь ее. А по прибору, измерительному усилителю опре...

– Вот он, браслетик, - сказала Валентина, показываясь из кухни. В руках у нее было то самое кольцо из неизвестного мне материала.
– Едва распилил. Так и ходил бы!