– Ты чего? – двинулась к мужу Натка. – Тяпнул без нас?

Лаголев с мерзкой улыбочкой отступил.

– Я ж не пью.

Это-то и было подозрительно. Но ноздри почему-то не уловили ни сивушного, ни водочного, ни даже слабого пивного аромата. Да и где бы и на какие шиши он раздобыл алкоголь? А дальше Лаголев и вовсе чуть не свел ее с ума. Очень легко, как-то очень обыденно взял из ее руки пакет.

Кавалер, блин! Муж!

– Лаголев, ты не охренел? – вырвалось из нее.

Натка перевела взгляд с опустевших пальцев на человека, которого, оказалось, и на час нельзя оставить одного.

– Надеюсь, в хорошем смысле? – спросил Лаголев.

Это опять поставило ее в тупик. Как можно охренеть в хорошем смысле? Да и кто скажет такое в трезвом уме?

В хорошем смысле!

– А-а! – сообразила Натка. – Ты ничего не сделал!

И это на несколько секунд примирило ее с действительностью и невозможным, переменившимся, беспокоящим Лаголевым. Потом он сказал: «Не-а», и пришлось рожать новую версию, в которой фантастического, наверное, было больше, чем в романах любимого Лаголевым писателя Желязны.

– Постой-постой! Твой Махмуд Абаевич тебе деньги занес!

И снова было «Нет». А Махмуд Абаевич превратился в какого-то Каляма… Керима… нет, Кярима Ахметовича. Не выговоришь, какое имечко.

Куда-то делся сын, и Натка осталась против Лаголева одна.

– А майка где? – спросила она, уткнувшись взглядом в расходящиеся полы рубашки.

– Замочил.

– Понятно.

Натка сделала шаг в направлении кухни, но Лаголев преградил ей путь. Раньше прыскал, как таракан со света, при одном ее движении и забивался в свое кресло, а сейчас неожиданно заступил – не обойдешь. Физиономия хитрая, загадочная.

– Я хочу тебе кое-что показать.

Бог с ними, с озабоченными. Но встает вопрос.

– Где?

– На кухне.

Хохоток вышел нервный. Ну, Лаголев, ну имей же соображение! Я туда и иду. А ты не пускаешь. Кто из нас сам знаешь кто? Натка покачала головой.

– Лаголев, ты о холодильник ударился?

Муж был гений, парадоксов друг, потому что ответил:

– Нет, только штаны порвал.

Это было в его дурацком стиле. Так спешил, что штаны порвал. Бился головой, но вылезло через задницу. Привычное раздражение колючей гусеницей закопошилось в горле. Заныло где-то в районе поджелудочной. Тем более, что холодильник оказался совсем не там, где Натка хотела. На полметра ближе к окну, оставляя совсем узкий проход к месту своего бывшего обитания.

– Лаголев!

Если честно, ее просто выморозила Лаголевская выходка: сначала долго изображать сюрприз, а потом с ужимками, с загадочным видом предъявить половину сделанной работы. Ай, какой молодец! Челюсти сжались так, что слова пришлось выталкивать через силу.

– Холодильник не там.

– Натка…

– И щучья голова.

Натка кивнула на подоконник, где в целлофане узнаваемо темнела давняя покупка в ларьке «Морепродукты».

– Прости.

Лаголев метнулся исправлять ошибку. Впрочем, ни грамма раскаяния на физиономии не продемонстрировал. Хлопнул дверцей. Еще и стол сдвинул.

– Зачем? – спросила Натка.

– Встань туда.

Лаголев кивком головы отправил ее за холодильник.

Такому Лаголеву нельзя было не подчиниться. Какой-то он был правильный, уверенный. Муж! Оказывается еще и гвоздиком нужное место пометил.

– Ты с ума сошел?

Вопрос прозвучал неубедительно. Господи! У нас тут с главой семьи такие чудеса, что в собственном душевном здоровье впору сомневаться. Может это она – того? Но Лаголев вдруг попросил обождать, пробрался в закуток сам, секунд пять постоял там без движения. Излучения что ли какие ловил?

– Все, – сказал, – нормально. Вставай.

Светился, как собака Баскервиллей. Да-да, словно за холодильником ему не медом, а фосфором намазано...

– Я не идиотка, – сказала Натка.

И тут Лаголев взял ее за плечи.

Нет, понятно, в женских романах от прикосновений, рукопожатий и прочих тактильных взаимодействий у впечатлительных героинь сплошь и рядом случаются дрожь в коленках, туман в голове и полное отключение сознания. Но то в книжках.

В жизни Натка такого не помнила. Но вот – пожалуйста. Я – твоя. Делай со мной, что хочешь. Возьми. Целуй. Поставь за холодильник.

Натка моргнула и, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, от которой Лаголев почувствовал бы себя героем, шагнула в тесное пространство.

– Ну, Лаголев… Сюда?

– Чуть-чуть отступи, – попросил муж.

Натка разглядела царапины на линолеуме и поставила ноги в обозначенный неровный прямоугольник.

– Так?

Лаголев кивнул.

– Ага.

А потом спросил:

– Ну?

Будто ждал, что она, стоя на линолеумном пятачке и глядя в давно некрашенную, выцветшую прямоугольником стену, разглядит какие-то дивные горизонты. Или что ее тряхнет электричеством от подведенного снизу оголенного провода. Пойми этого нового Лаголева.