Подполковник устало и укоризненно вздохнул.

— Я — ничего. Ребят попрошу. Есть у меня… должники. Потолкуют с ней правильно, по понятиям. Чтобы не рыпалась.

— Изнасилуют?

— Какой ты, Витя, въедливый! Как клещ. Если тебе будет спокойнее, попрошу, чтобы не трогали. Помнут только немножко, но уж извини, без этого она не проникнется.

Виктор решил не уточнять, что значит «помнут». Если учесть специфику работы Емельянова, значить это могло что угодно.

Не стал Горбовский спрашивать и то, кто будет «толковать» с Дашей — ребята из органов или… откуда-то ещё. Да и подозревал, что Емельянов всё равно не скажет.

— Спасибо вам, Юрий Михайлович.

— Да не за что, — хмыкнул подполковник. — Удачи тебе с семьёй, Витя.

Горбовский нажал отбой и некоторое время просто сидел, тупо глядя в пространство перед собой.

С семьёй… А есть ли у него теперь семья?

29

Виктор

На следующий день Даша не пришла на работу. И трубку не брала, сбрасывала звонки. И Горбовский даже успел забеспокоиться, что девушку «помяли» сильнее, чем он договаривался с Емельяновым, когда она наконец явилась — ровно через полутора суток после разговора с подполковником. И выглядела… действительно помято. С опухшим, словно от слёз, лицом, небольшой ссадиной на щеке, какая-то нервная и дёрганая. На Виктора, который столкнулся с Дашей случайно, выходя из кабинета, глянула испуганно и пролепетала:

— Я только документы забрать и расчёт получить…

— Похвально, — кивнул Горбовский, провожая бывшую любовницу настороженным взглядом. Он всё ещё опасался, что Даша что-нибудь выкинет, невзирая на явно красноречивые предупреждения. Но девушка не была дурой, смекнула, что здоровье по-всякому дороже квартиры, и слилась тихо и быстро, собрав вещи и бросив ключи в почтовый ящик. Виктор потом наводил справки на всякий случай — Даша вернулась к матери и брату, но прожила там недолго, подцепила какого-то мужика старше себя на двадцать пять лет и вновь умчалась в съёмную квартиру. Такие люди не меняются, это Горбовский теперь знал точно. И что с Дашей сейчас, не имел ни малейшего понятия, но надеялся, что свой бумеранг она получила.

Каждый день Виктор звонил в больницу, узнавал состояние Иры, и новости радовали — жена шла на поправку. Но дети по-прежнему не желали с ним общаться, и родители тоже. Тёща… она разговаривала с Горбовским дольше всех, но исключительно формально. И когда через пару дней после увольнения Даши Виктор всё же осторожно поинтересовался, как так получилось, что Ира и дети оказались в ювелирном салоне, ответила на вопрос. Сухо и лаконично, но ответила.

— Ире на телефон смс-сообщение пришло. «Приходи сегодня к семи часам вечера в салон «Изумруд» по такому-то адресу, будет интересно». Ира его и не видела даже, Марина и Макс прочитали во время обеда. В шпионов решили поиграть, сказали ей, что там их будет ждать одноклассница с какой-то тетрадкой.

— Почему там? — удивился Виктор. — В ювелирном?..

— А они соврали, что она с родителями подарок будет выбирать.

«Значит, Ира не знала…» — с горечью подумал Горбовский и зажмурился от стыда, представив, в каком шоке была жена, когда увидела его с Дашей. У неё даже сердце остановилось…

— Позволю дать тебе совет, — говорила между тем тёща. — Пока Ира лежит в больнице, займись разводом, Витя.

— Наталья Никитична… — прохрипел он, пытаясь сказать, что не согласен, но женщина продолжила с той же жёсткостью:

— Не мучай ты её, имей совесть. Ты едва в могилу Иру не свёл, думаешь, она выдержит, если ты начнёшь ей глаза мозолить и канючить, как хочешь домой вернуться? Не надо мне ничего объяснять, я достаточно пожила на этом свете, чтобы понимать — ты разводиться не желаешь. Но мир не вокруг тебя вертится, Витя. Поэтому займись разводом.

Наталья Никитична положила трубку, и Горбовский потом долго не мог прийти в себя, прокручивая в голове их диалог, точнее, её требование о разводе.

«Думаешь, она выдержит?..»

Виктор холодел и покрывался потом, когда пытался представить, как станет просить прощения у Иры — а её сердце вновь не справится со стрессом и остановится. Такое ведь вполне может быть, ему это и врач говорил. Никаких, мол, волнений, пациентке нужно находиться в покое, иначе всё может повториться.

Покой с возвращением к мужу был несовместим, Виктор это понимал. Но смириться не получалось.

Было больно и обидно. За себя и за Иру. Столько счастливых совместных лет! И всё потеряно почти в одночасье. Словно он по-настоящему не ценил то, что между ними было. Словно не дорожил ни любовью, ни семьёй.

Тогда Виктор отмахивался от подобных рассуждений — нет, не может быть, конечно, дорожил и ценил! А теперь вот думал, что так оно и было.

30

Виктор

За прошедшие годы Горбовский много и упорно думал и рассуждал о случившемся — хотел понять (и, желательно, принять) самого себя. Принять так и не получилось, по крайней мере, до конца — Виктору, как и практически любому человеку, хотелось быть лучше в собственных глазах. Но, как говорила Ира, «не выходил у Данилы-мастера каменный цветок».