Телега остановилась. Элизахар закрыл глаза и расслабился. Сверху сдернули мешковину. Сквозь закрытые веки он ощущал солнечный свет. Алебранд несколько секунд пристально рассматривал пленника.

— Веки дергаются, — сказал наконец магистр. — Скоро очнется. Давай избавляться от него. Пора возвращаться.

Сильные руки схватили Элизахара за лодыжки и сдернули с телеги. Он упал на дорогу и сильно ударился, но только застонал, не открывая глаз.

Алебранд пнул его на прощание в бок. Нога у магистра оказалась тяжелой и твердой, будто каменная.

— Дурак, — сказал ему магистр на прощание. Затем он сел в телегу и взялся за вожжи.

Когда телега скрылась за поворотом, Элизахар, не вставая, прополз несколько шагов и перебрался на обочину. Солнце уже клонилось к закату. Кругом расстилались возделанные поля, но ни единого признака человеческого жилья Элизахар не заметил.

Он устроился среди травы поудобнее, потер виски, провел руками по глазам. Резкая боль отступила.

Неожиданно он ощутил лютый голод. Сколько времени прошло? Долго ли он провалялся без сознания? День, два? Куда завезли его магистры? Определить это было невозможно. Голова гудела и кружилась.

Он знал, что должен во всем разобраться, но мысли разбегались. Поэтому Элизахар заполз поглубже в посевы и там заснул.

Когда он открыл глаза в следующий раз, был полдень. Теперь стало легче. Он попробовал встать и сделать несколько шагов. Ему нужно было найти воду.

Он выбрался обратно на дорогу и пошел под уклон. Ручей, протекавший в низине, почти пересох, но пару лужиц еще можно было отыскать, и это оказалось спасением.

Вода вернула ему ясность соображения, наполнила тело новыми силами. Теперь даже голод не казался таким ужасным.

Элизахар сорвал несколько колосьев и выковырял оттуда неспелые зерна. Он лежал на поле и снизу вверх смотрел сквозь жиреющие колосья на синее небо. Он видел, как крохотные мышки бегают по стеблям, охотясь на те же восковые зерна, что и он сам.

Зверьки эти были такими маленькими, что размерами напоминали, скорее, насекомых. И все-таки они были теплокровными, как и Элизахар, и точно так же, как дети человеческие, в первые дни жизни питались материнским молоком.

Элизахар подставил палец, и одна мышка, не раздумывая, забралась на него. Ее коготки деликатно коснулись загрубевшей кожи.

Элизахар улыбнулся, подумав о том, как расскажет об этом Фейнне... и тотчас острая боль иглой вошла в сердце: Фейнне нет.

Настала минута, которой он так боялся. Время собрать воедино все, что он успел узнать.

Магистры отравили его а-челифом и вывезли за пределы Коммарши, после чего попросту бросили на дороге. Видимо, для того, чтобы он не мешал им, не путался под ногами.

Похитители верно все рассчитали: вернуться в дом родителей Фейнне и рассказать им о том, что их дочь увезли неведомые люди, Элизахар не сможет. И вовсе не потому, что боится, как бы его не повесили. Если бы его смерть помогла отыскать девушку, он, возможно, согласился бы и на это.

Люди? Уверен ли он в том, что Фейнне похитили люди? «Наш народ», говорил Алебранд. Что он имел в виду?

Но ведь они — не эльфы...

Элизахар тряхнул головой. Неважно, кто они такие. Вопрос в том, ради чего они украли девушку.

На мгновение в мысли Элизахара закрался образ старенькой нянюшки, которая, по всей видимости, пропала вместе со своей питомицей. Элизахар надеялся, что со старушкой ничего не случилось. Коль скоро похитители оставили в живых телохранителя, то и на нянюшку у них рука не поднялась.

Он пересадил мышку обратно на стебель и встал.

Дорога сама ложилась ему под ноги, и Элизахару оставалось лишь идти по ней — дальше и дальше, пока возделанные поля не остались позади, и горный хребет не встал у него на пути.

А за горами начиналась пустыня...

Море бежало к берегу, шумя и торопясь, как юная девушка. Волна за волной влетали в объятия Ренье и Аббаны, окатывая их с головой и уносясь прочь вместе с шлейфом песка. Морское дно струилось, утекало из-под ног, и они поминутно оступались, захлебываясь от смеха.

Купальный костюм Аббаны, длинное, шелковое платье почти одного цвета с ее загорелой кожей, облеплял фигуру девушки. Ее длинные светлые волосы намокли и свисали тонкими плеточками.

Ренье глядел на нее жадно. Впрочем, тем же ненасытным взором смотрел он и на море, и на небо, и на нарядные дома Изиохона, городка, где обитали только рыболовы, гостиничная прислуга и богатые бездельники.

Полоса пляжей тянулась до самой рыбачьей гавани, где была выстроена кирпичная стена, разрисованная кораблями, морскими чудищами и рыбками, кидающимися в объятия развеселым бородатым морякам. Вся эта причудливая живопись должна была, по замыслу создателей, хотя бы отчасти мирить купающихся с резким запахом потрошеной рыбы и гниющих водорослей, долетающим из-за стены. Самые роскошные гостиницы Изиохона размещались, естественно, на удалении от этой стены, а домики подешевле находились в непосредственной близости.