Ну знаете…

Такого парню решительно не хотелось. А тут… надо-то всего лишь обаять деревенскую простушку. И получить благодарность принца – очень вероятную, благодарность эданны Чески – обязательную, ну и поместье в перспективе. Это ж просто замечательно!

Не говоря о приятных сувенирчиках, которые эданна Ческа и так обещала присылать за крохотную помощь. А именно – отчеты о жизни даны Адриенны. Что та любит, чего не любит… такое ведь не скроешь, когда живешь в одном доме с человеком. Сама откровенничать не станет, так слуги помогут. Еще как помогут, и не сомневайтесь!

Определенно, надо попробовать.

Леонардо улыбнулся и кивнул.

Омрачало его жизнь только одно.

– Мам, я…

– Понимаю. Тебе в этом возрасте нужна женщина. Чистая, аккуратная, без претензий.

– Да.

– Я подумаю, с кем тебя свести.

– Тут в замке все старухи, кроме тебя, конечно. А в окрестностях я пока ничего и никого не знаю.

– Так возьми лошадь, покатайся, приглядись. Конечно, просто так все это сделать не получится…

– Почему?

– Чтобы Адриенна не узнала. Но я полагаю, что договорюсь за пару лоринов. И девка ноги раздвинет, и ее родители счастливы будут.

– И никакого разнообразия.

– А на то есть визиты к соседям, в город, ярмарки…

Леонардо улыбнулся матери.

– Ты у меня уже все продумала?

Эданна Сусанна ответила сыну такой же улыбкой.

– Милый, ну я ведь живая женщина! И мне тоже… много чего нужно. Иди катайся.

Леонардо поцеловал матушке руку и вылетел за дверь. Вот ведь мамаша у него! Чудо! Такой бы полком командовать!

Эданна Сусанна проводила сына взглядом любящей матушки.

Что ж. Немного усилий, и судьба малыша будет устроена, равно как и ее старость. Отлично!

Эпидемия проходила.

Люди не верили, что уцелели, но в городе вот уже несколько дней не было новых больных. И потихоньку все приходили в себя от пережитого ужаса.

Выходили на улицы, начинали разговаривать, улыбаться… Они живы! Это уже повод для радости.

Вот у Мии поводов для радости не было.

Мама умерла.

Что будет с ней и остальными – неизвестно. Здесь и сейчас они полностью зависят от дядиной милости. А уж что он понимает под этим словом…

Кто-то и корки хлеба пожалеет, а кто-то и добьет. Тоже из жалости и милости, понятно. Так что ничего хорошего от жизни Мия не ждала.

А дядя, как назло, тянул.

Пока вернулись слуги, пока то да се…

Конечно, и брат, и сестры были в шоке. Мария плакала и утешала детей, Мия старалась не рыдать прилюдно. Больно, конечно.

Вдвойне больно оттого, что даже на могилку к матери прийти не получится. Не знают они, где именно похоронена эданна Фьора.

Не знают…

Всех умерших от чумы скидывали в один ров, потом его засыпали… хоть и заплатил Джакомо, но это за священника, за бережное обращение… да и тут гарантий никаких нет.

Оставалось только молиться за ее душу. И за ньору Катарину тоже.

Маленькая Кати, кстати говоря, отлично кушала, очень одобряла козье молоко, которое начали приносить вернувшиеся в город молочницы, спала и играла в игрушки. Пыталась улыбаться и начинала ползать. Здоровый и бодрый ребенок.

Мария с удовольствием возилась и с ней. Старшие-то уже от ее нежностей уворачивались, а вот малышке все нравилось. Она готова была и не слезать с ласковых ручек.

Джакомо, кстати, свое слово сдержал.

И как только это стало возможным, пошел оформлять документы. Так на свет появилась дана Катарина Феретти.

А на следующий день после удочерения дан Джакомо пригласил племянницу на беседу.

Ничего хорошего Мия не ждала. Но в кабинет пришла, чинно села напротив дяди, уставилась в пол.

– Мия, нам надо поговорить о твоей особенности, – шелковым голосом начал дядя.

– Слушаю.

– Можешь не изображать скромницу, я видел, какая ты на самом деле.

Мия только вздохнула.

Ладно, если уж видел… да и какая там скромность во время эпидемии? Выжить бы! В такие минуты настоящий характер и видно, а сейчас его прятать поздно.

Мия посмотрела дяде прямо в глаза.

– И?

– Хочешь узнать, какое я принял решение?

– Хочу.

– Ты девочка умная, понимаешь, что вы сильно зависите сейчас от меня.

– Сильно? – усмехнулась Мия. И получила в ответ такую же усмешку.

– Полностью зависите. Я рад, что ты это поняла. Если я захочу, ты сгинешь на костре, а твои братья и сестры в подвалах.