Шрифт:
Он не просто в клинике. Он в элитной клинике.
Эдриан вспомнил о таблетках. Ванная комната нашлась очень быстро. Стерильная, полная нераспечатанных принадлежностей. Полотенце, халат, зубная щетка. Мыло, пахнущее дорогим парфюмом. Даже новенькая электрическая бритва на полке. В зеркале над умывальником отражалось его лицо, слегка осунувшееся и поросшее щетиной. Он вытряхнул таблетки в унитаз и набрал в стаканчик воды из-под крана. Она почти не имела вкуса, словно родниковая. Наконец, Квинт заметил, что на нем светлая больничная пижама с вышитой цифрой один.
— Так вот почему… — пробормотал он.
Вернувшись в комнату, Эдриан схватил одинокий стул и со всей силы грохнул об окно. Глухой удар, но никакого эффекта. Он пробовал снова и снова, но окно было неубиваемым.
В этот момент дверь щелкнула, впуская Чес, несущую новый поднос с едой.
— Вы так и не обедали, — ахнула она.
Эдриан рванул к девушке. С Чес что-то произошло. Она вела себя слишком странно. Он должен выяснить, он должен знать наверняка… Разряд тока заставил его упасть на колени.
— Простите, но вы не осознаете, насколько опасны в таком состоянии, — вздохнула Чес. — Придется колоть успокоительное…
— Почему ты это делаешь? — прохрипел он.
— Ваша психика слишком сильно пострадала. Требуется лечение, чтобы стать полноценным членом общества. А вы должны им стать.
Улыбка на знакомом лице, чьи-то руки снова подхватили его под локти и уволокли на кровать, затягивая ремни на конечностях. Снова забытье. В голове крутилась одна неприятная мысль…
Он сошел с ума? Как давно? Все, что происходило до этого — плод его воспаленного воображения? Нет Тернового Венца, «Тайгасу»… и нет Чес? Как отделить галлюцинацию от реальности? Неужели его крыша так съехала после войны, что теперь он большую часть времени проводит в фантазиях?
Несколько последующих дней Эдриан провел взаперти, наблюдая, как сменяется день и ночь за окном, и все глубже погружаясь в невеселые мысли. Он пытался выйти хоть с кем-нибудь на связь, но комлинк был мертв. Кто знает, может он был мертв всегда. Эдриан постоянно думал о Чес. Услужливая и приветливая, никогда не выходящая из дружелюбного образа медсестра была совсем на нее не похожа, хоть и носила такое же лицо.
Временами его сознание плыло. Он проваливался на несколько часов, глядя на стену или в окно. Скорей всего, в еду клали лекарства, чтобы сделать его спокойным и сонливым.
Спустя несколько дней дверь его комнаты открылась, и молчащий до этого момента динамик над ней произнес:
— Мистер Первый, просим вас пройти в общую комнату.
Он осторожно толкнул дверь, а затем выглянул в просторный коридор, залитый естественным светом. Не увидев опасности, вышел, настороженно оглядываясь по сторонам. Дверь за ним автоматически закрылась, щелкнув магнитным замком. Он тут же шагнул назад, попытался открыть ее, но тщетно. Снаружи она выглядела так же, как изнутри, разве что сверху крепилась золотистая цифра «20». Пути назад нет, остается идти вперед. В коридоре было множество пронумерованных дверей. Периодически на пути ему попадались люди в таких же светлых пижамах с номерами.
Коридор вывел его в большую светлую комнату, украшенную комнатными растениями. Окна показывали отличный вид на озеро. Люди в пижмах сидели на бежевых диванах, за столами, прохаживались по залу, исчезали в смежных помещениях. Многие держали в руках портативные компьютеры. Словно он в гостиной дурдома. Усиливали ощущение амбалы в больничных халатах, стоящие у стен и пристально наблюдающие за людьми в комнате. Потом Эдриан увидел Чеф… а через несколько секунд — ее точную копию, разговаривающую с пациентами. Он встряхнул головой, желая развеять галлюцинацию, но, словно насмехаясь над ним, из-за угла вырулила третья близняшка, с каталкой, полной лекарств.
— Мистер Первый? — улыбчивая медсестра протянула ему доверху наполненный стаканчик. — До дна.
Словно находясь в гипнотическом трансе, Квинт опрокинул в себя таблетки, а в следующую секунду уже сидел на диване, бездумно пялясь на какую-то картину. Нарисованный Адам тянулся к Богу, но расстояние между ними все увеличивалось и увеличивалось. Эдриан чувствовал, что это он пытается дотянуться до Всевышнего, и вечно ему не хватает всего лишь дюйма.
Из наркотического небытия его вывел знакомый силуэт. Красивое, но вздорное лицо, он хорошо его запомнил. Образ ассоциировался с чем-то, что хотелось раздавить, как подгнивший виноград.
— Рэйчел Бёрт?
Эдриан постарался, чтобы его голос прозвучал как можно нейтральней. Женщина обернулась, смерила его непонимающим взглядом.
— Да? — настороженно спросила она.
Голос не узнала. Может, они на самом деле никогда с ней не встречались, и он не ломал ее хрупкие пальчики?
— Ну, я жду! — вздорно воскликнула женщина.
Секунда промедления, Эдриан неловко улыбнулся:
— Эм… Мэм, понимаете, я ваш большой поклонник. Не могли бы вы дать мне автограф?