Однако за столом поначалу разгорелся спор о преимуществах и недостатках тех или иных форм и размеров парусных кораблей. В числе важнейших мотивов их выбора назывались также налоги, субсидии и премии.

— Корабли с широким корпусом оказались лучше всего приспособленными для плавания в нидерландских водах, — заявил Карфангер. — Осадка у них невелика, что важно также и для Гамбурга. Возле Штаде и Ноймюлена корабли водоизмещением более двухсот тонн могут преодолеть отмели только в прилив.

Вмешался де Рюйтер:

— Наиболее подходящим для Гамбурга я считаю корабль наподобие того, который в тридцать втором году построил Ян Саломонезон на государственной верфи в Роттердаме.

— Вы имеете в виду двухпалубный фрегат «Эмилия», некогда голландский адмиральский корабль, — уточнил Карфангер. — В составе нидерландского флота имеется несколько тяжелых фрегатов, имеющих ту же конструкцию, что и «Эмилия».

— Вот только продать хотя бы один из них нет никакой возможности, — вставил один из амстердамских ратманов.

Карфангеру нужен был мастер, имевший опыт постройки таких кораблей, поскольку гамбургские корабелы до сих пор строили только китобойные и торговые суда. Он поочередно оглядел сидевших за столом мастеров. После некоторых размышлений сразу трое вызвались еще в этом году отправиться в Гамбург на переговоры с советом и адмиралтейством:

Над морем уже зажглись звезды, когда гости адмирала де Рюйтера спускались по трапу на адмиральскую яхту, которой надлежало доставить их обратно в Амстердам. В числе последних простился с де Рюйтером и Шредером Берент Карфангер. Михель Шредер теперь служил на флагманском корабле старшим штурманом. Они заключили друг друга в объятия и расстались без громких слов. Каждый и так знал, чего ему более всего желает друг.

Под гром орудийного салюта Карфангер отправился назад в Гамбург.

В начале второй недели июня 1666 года нидерландский флот снялся с якоря и вышел в море между Хелдером и островом Тексел по направлению к проливу Па-де-Кале. Флот держал курс на южный берег Англии. Но одиннадцатого июня вдруг задул крутой встречный зюйд-вест, и де Рюйтер распорядился стать на якорь на траверзе Дюнкерка: волей-неволей приходилось ждать лучшей погоды, чтобы понапрасну не рисковать кораблями.

Едва де Рюйтер со своими офицерами уселся за обеденный стол, как дверь адмиральской каюты распахнулась, вбежал Михель Шредер и, торопливо отсалютовав, воскликнул:

— Англичане, минхер адмирал, англичане на горизонте!

— Гром и дьяволы! Откуда им взяться в такую погоду? — Михиэл де Рюйтер вскочил из-за стола.

— Они идут из Ла-Манша, — сообщил Шредер, — и держатся у самого французского берега.

С квартердека «Семи провинций» де Рюйтер увидал в подзорную трубу на юго-западе несколько английских фрегатов-разведчиков, летевших в их сторону под штормовыми парусами. За ними на горизонте уже показались паруса трехпалубных линейных кораблей. Времени на поднятие якорей не оставалось, и де Рюйтер приказал рубить якорные канаты. На топы мат взлетели сигнальные флаги, раздалась дробь барабанов, пронзительно запели рожки, на всех палух зазвучала команда «К бою! «.

Вот когда оправдали себя месяцы изнурительных учений и муштры! Не успела минутная стрелка часов обежать полный круг, а приказ де Рюйтера уже достиг последнего корабля его флота. Эскадры одна за другой кильватерным строем лавировали против все усиливавшегося ветра навстречу флоту адмирала Монка. Маневр противника привел англичан в замешательство: никогда еще голландцы не отваживались вообще принять бой в таком штормовом море да еще в этом опасном фарватере. А теперь они даже идут в атаку!

Конечно, голландцы превосходили англичан по количеству боевых кораблей. Дело в том, что адмирал Монк вынужден был отправить два десятка своих кораблей навстречу французской эскадре, шедшей, как ему сообщили, из Атлантики — французы были союзниками голландцев. Но зато английские корабли были крупнее, и на их орудийных палубах имелось гораздо больше пушек. «Что нам эти голландские двухпалубные суденышки, — думал адмирал Монк, — сть только подойдут поближе! «

И они подошли, подошли с подветренной стороны и атаковали англичан, вынудив их маневрировать. После того как все английские корабли легли на другой галс, авангард флота адмирала Монка приблизился на пушечный выстрел к центру ордера голландских кораблей. Был час пополудни.

Две сотни фрегатов и линейных кораблей сошлись в штормовом море, катившем покрытые пенными шапками волны, которые, казалось, задевали гребнями низкие свинцовые тучи. Время от времени из-за их рваных краев показывалось солнце, но ветер не ослабевал, продолжая трепать флаги, вымпелы и паруса, выл и свистел в снастях. На секунду в его неумолчный вой вплелся глухой удар первого пушечного выстрела — и тут же рев тысяч пушек заглушил все остальные звуки штормового моря.

Ветер быстро уносит густое облако порохового дыма, жерла пушек вновь изрыгают пламя, простые, картечные и сцепленные ядра обрушиваются на палубы кораблей, сметая с них все живое, разрывая в клочья такелаж и паруса, пробивая борта. Вопли и стоны раненых, пронзительные крики отдающих команды офицеров тонут в грохоте канонады. По настилу палуб струится кровь, волны с шипением смывают ее.

Командующий английским флотом адмирал Монк в ярости скрипит зубами.

Он не может ввести в бой тяжелые орудия своих трехпалубных монстров, расположенные на самой нижней орудийной палубе: де Рюйтер вынудил его оставаться с наветренной стороны, поэтому нижние орудийные порты невозможно открыть — они под водой. Даже если англичане повернут еще раз, это ничего не изменит — голландцы все равно останутся с подветренной стороны. Единственное, что может склонить чашу весов в пользу адмирала Монка