После обеда фон Стурза исполнил свое обещание: взял в руки лютню, которую шутливо называл "арфой для бродяг", и спросил, глядя на Вейну и Иоханна:

– Так что же нам делать? Дядя Вендель не знает ни одной детской песенки. Может быть спеть вам песни, которые нынче поют в Германии птицы?

– Да-да, пожалуйста, спой!
– тормошил его маленький Иоханн.

– Ну хорошо, тогда слушайте, как зазвенит струна про нынешние времена, про жестокую землю, где чужому горю не внемлют, - начал он с присказки. На земле этой живет много разноголосых пташек, и каждая из них поет свою песенку, в которой остерегает людей от недобрых дел. Вот послушайте, что поет соловушка:

Своим королевским искусством

Служил я вам, сколько мог,

И трелями добрые чувства

В немецких сердцах зажег.

Мне дольше здесь петь не пристало.

Покину без скорби страну,

Где братья под песню металла

Ведут затяжную войну.

Искусству - лишь дружба порукой:

Востока влечет благодать.

Я слух иноверного турка

Отныне хочу услаждать.

Хотя дети и не поняли смысла песни, они тут же стали просить дядю Венцеля спеть еще.

– Про какую же птичку должна быть песенка?
– спросил тот.
– Про воробушка? Или про гуся с уткой? А может, хотите послушать про дятла-плотника?

– Спой про гуся с уткой, - попросила Вейна, но её брат тут же запротестовал, требуя песню про дятла, которой ещё никогда не слыхал. И пришлось доброму дядюшке Венцелю петь и про дятла, и про гуся с уткой, а потом и про всех остальных, пока Карфангер не употребил власть, объявив, что на сегодня довольно. Анна отвела детей на кухню и препоручила их заботам экономки.

Теперь они наконец могли спокойно посидеть за столом и послушать рассказ Венцеля фон Стурзы о его жизни. Еще за обедом Карфангеры приметили, что их гость после молитвы не перекрестился, и решили про себя, что он католик, тем более, что он в свое время служил у Валленштейна. Но к их удивлению фон Стурза оказался, как и они, лютеранином. Свою родословную он вел от мелкопоместных богемских дворян, которые во время гуситских войн сражались - в рядах протестантов. Будучи неполных пятнадцати лет от роду, он впервые участвовал в настоящем сражении - в битве с войском императора и католической лиги у Белой горы. Затем он стал солдатом армии графа фон Мансфельда, который, хотя и был католиком, выступил на стороне протестантского союза, поспешил на помощь богемцам и, спустя полгода после битвы у Белой горы, сумел наголову разбить под Мингольсхаймом армию графа фон Тилли. Следующей ступенькой военной карьеры Венцеля фон Стурзы стало сражение с испанцами в Восточной Фрисландии - и вновь под знаменем фон Мансфельда, на сей раз выступившего на стороне Нидерландов. Но в конце концов он уразумел, что граф фон Мансфельд вовсе не тот убежденный борец за идею, каким любил себя выставлять, а всего лишь предводитель кровожадной солдатни и мародеров, и покинул его армию. Это произошло сразу после сражения с армией Валленштейна под Дессау. С той поры Венцель фон Стурза все отчетливее начал понимать, что эта война менее всего заслуживает названия религиозной.

– Ибо скажите мне, - спрашивал рассказчик, - почему в тридцатом году в Регенсбурге не только протестантские, но и католические курфюрсты потребовали у императора сместить Валленштейна? И это перед лицом угрозы высадки шведов? Ну, хорошо, протестантов я ещё могу понять: уход Валленштейна означал бы разоружение императора как раз в тот момент, когда шведский лев прыгнул на континент с кличем "Спасайте веру Лютера от папы и императора!" А католики? Поначалу я никак не мог разобраться, что к чему. Но исход войны ясно показал: каждый из "малых монархов" в отдельности стремился лишь укрепить собственную власть и заодно расшатать императорскую. Поэтому фридландский герцог и превратился для них в страшную угрозу.

– В таком случае меня удивляет, что император уступил нажиму, возразил Карфангер, - ведь он только на Валленштейна и мог рассчитывать.

– Разумеется, и я в то время рассуждал так же, - отвечал фон Стурза. Однако императору невозможно было обойтись без курфюрстов - ведь он хотел посадить на королевский трон собственного сына, а кто из курфюрстов поддержал бы его в этом деле, не уступи он им ранее? А кроме того, Валленштейн всячески препятствовал осуществлению реституционного эдикта, согласно которому католические имперские сословия получали право изгонять из своих земель всех некатоликов. Скорее всего, Валленштейн стремился покончить с братоубийственной войной.

– Надо полагать, он видел дальше остальных, и даже религиозные каноны ему не мешали?
– допытывался Карфангер.

– Они-то уж точно не мешали, - решительно отвечал фон Стурза, - ибо он никогда не интересовался тем, какую веру исповедуют его солдаты. Он заботился в первую очередь о процветании нации, а вовсе не о благополучии того или иного курфюрста, сословия или земли. А как далеко заходил он в своих планах...
– Венцель фон Стурза развел руками.
– Я был всего лишь корнетом в одном из полков его армии и не принадлежал к числу его наперсников, как, например, этот итальянский звездочет Джованни Баттиста Сени. Тут уж я вам ничего не скажу - не знаю.

Карфангер замолчал, задумавшись. Анна спросила гостя, не слишком ли он недооценивает проблемы вероисповедания, когда говорит о военных событиях?

– Как вам сказать, - осторожно начал Венцель фон Стурза.
– Конечно, простой народ и кое-кто из зажиточных придают этому очень большое значение, но мне кажется, что многие из них при этом ставят религию превыше интересов нации. А это уже весьма на руку высокородным господам, которые тщатся натянуть тесные ризы веры на свои пышные светские одежды.