В конце октября я направил донесение о том, что вследствие того, что противник значительно укрепил свои позиции, усилил огневое воздействие, а наша артиллерия не в состоянии подавить его огневые средства, мы не можем продвинуться вперед и прорвать оборону гитлеровцев.

Буквально через день-другой на наш командный пункт прибыли новый командующий Ленинградским фронтом генерал М. С. Хозин, представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал Н. Н. Воронов и начальник штаба фронта генерал Д. Н. Гусев.

С генералом Козиным я не был ранее знаком. Н. Н. Воронов знал меня по Московскому военному округу и по боям на Карельском перешейке зимой 1940 года. Во время решающих боев на линии Маннергейма Н. Н. Воронов присутствовал при вводе в прорыв 84-й стрелковой дивизии, которой я тогда командовал. Каждая встреча с Николаем Николаевичем Вороновым была памятной, это был человек высокой культуры. Генерала Гусева я знал еще до войны, встречался с ним в Прибалтийском военном округе.

– Товарищ генерал Коньков, вы почему так близко к Неве расположили свой командный пункт?
– обратился ко мне генерал М. С. Хозин.

В его вопросе чувствовалось недовольство. По пути на КПП прибывшие попали под артобстрел.

– Вы понимаете, - продолжал командующий, - что в этих условиях невозможно управлять войсками. Почему бы не перенести командный пункт на два-три километра от берега.

– Товарищ командующий, - доложил я, - штаб группы не имеет в своем распоряжении средств связи, здесь мы сидим на проводе 115-й стрелковой дивизии. Рядом - Нева. Мне достаточно несколько минут, чтобы перебраться на наблюдательный пункт. Если уйти дальше - потеряешь управление.

Генерал Гусев подтвердил, что у нас действительно не хватает средств управления.

– Ведите нас на свой наблюдательный пункт, пока светло, - приказал командующий.

Мы все отправились на берег Невы. Там я доложил обстановку на плацдарме.

– Да, дела неважные. Что намерены делать?

– Без танков, артиллерии и авиации мы успеха не добьемся.

– Тем не менее Ставка требует активных действий. Положение под Ленинградом тяжелое. Вы это знаете? Надо сделать все, чтобы прорвать оборону противника, ликвидировать блокаду, - потребовал командующий,

Генералы уехали.

Мы снова повторили атаки силами частей 86, 20 и 265-й дивизий, но успеха они не принесли. Об этом я сообщил в штаб фронта.

2 ноября было получено указание штаба фронта о том, что на смену штабу Невской оперативной группы прибудет штаб 8-й армии. Все войска Невской оперативной группы должны перейти в подчинение командующего 8-й армией.

Смены руководства требовала боевая обстановка. Штаб армии располагал средствами управления и подвоза, чего не было в Невской оперативной группе,

Где левый берег?

Нет его, он срезан.

Ни с кем, ни с чем

Просторы не деля,

Здесь рваное и ржавое железо

Здесь истинно железная земля!

Потомок дальний!

Будешь здесь когда ты,

Ты знай, что рядом легшие стеной,

Воистину железные солдаты

Засыпаны железною землей.

Эти строки про Невский плацдарм, или, как его тогда еще называли, Невский пятачок. Таким увидел его поэт Александр Прокофьев, побывавший в те грозные дни в нашей дивизии.

Невский пятачок... Поле то - два километра в длину да шестьсот метров шириною - не забыть до конца жизни. Дни и ночи тогда были здесь адом кромешным. Временами казалось, что само небо рушится на землю. Свист пуль, вой снарядов и разрывы бомб - главные мелодии, слышавшиеся на этом клочке истерзанной земли.

Я, человек, видевший все это, прошедший все это, был поражен, когда однажды, попал в школьный музей одной из средних школ города Кировска, что в Ленинградской области, с волнением рассматривал документы, фотографии военных лет и вдруг прочитал: "Квадратный метр земли с Невского пятачка". А в этом метре квадратном триста пуль, около одиннадцати килограммов осколков!

Все это было тогда... Выпадали дни без горячей еды, без хотя бы часа сна. Бойцам и командирам негде было обогреться и обсушиться. Недаром среди них жила поговорка: "Кто на Невском пятачке не бывал, тот войны не видал".

И сейчас перед глазами стоит небольшая лесная поляна. Вернее, то, что осталось от поляны. К нам в дивизию прибыло пополнение. Коммунисты из пополнения собрались на короткое партийное собрание. Разговор шел о долге, примерности партийцев. Поляна сплошь была усыпана осколками. Они неприятно хрустели под сапогами очередного выступающего, молодого лейтенанта-связиста, с которым я не успел еще познакомиться. Чуть в стороне от поляны негромко, словно хлопушка, разорвался снаряд. Лейтенант как-то удивленно обвел нас взглядом и медленно-медленно начал оседать на землю. К нему бросились товарищи. Но их помощь уже не потребовалась.