Кто он такой? И кто – я?

Ника поняла, что не справляется. Никогда раньше ей не нужно было обсуждать происходящее в жизни с другими, никогда она не искала понимания и сострадания. Потому что никогда раньше так не беспокоилась за свою жизнь. Нет, она не боялась умирать, но вдруг поняла, что боится умереть в неведении.

То, что она сотворила с Сэмом Бэрри, – это всего лишь оборона. Ника защищалась, не знала, как решить проблему по-другому. Но что, если это не так? Что, если то было лишь началом? И тогда где проходит граница ее жестокого безумия?

Нет, ты не такая, как он.

Как мантру, она сотни раз повторяла это себе, но все реже и реже могла игнорировать голос на задворках сознания. Тебе не жаль. Ты бы сделала это снова. Даже если их мотивы были разными, суть от этого не менялась. Оба – убийцы.

Неужели я действительно понимаю его? Неужели я боюсь не того, насколько он жесток, а того, насколько жестока я…

– А ты не знаешь, кто это?

Мари сидела на кровати и рылась в папке с какими-то листами. Один из них она протянула Нике.

– Лицо такое знакомое, но я не соображу… Учились вместе, что ли… – задумчиво добавила она.

Это оказался карандашный портрет девушки. Искусно прорисованное лицо – скулы, едва заметные морщинки на лбу, светлые карие глаза с точкой над правой радужкой, густые волосы, собранные в конский хвост, и глуповатая улыбка. Работа высочайшего мастерства. Ника настолько поразилась точности исполнения, что даже не сразу поняла, кому принадлежит лицо. А когда узнала, то едва не открыла рот от удивления: Дженни Тейлор!

– Подожди-подожди… Откуда это у тебя?

– Да это Саш… в смысле, Алекса, он же у нас художник. Всех рисует, – как само собой разумеющееся ответила Мари и в подтверждение своих слов помахала толстой папкой. – Мы хотели сделать альбом на выпуск, вот я и решила посмотреть, кого не хватает.

Ника напряженно всматривалась в карандашный рисунок и не могла поверить своим глазам. Мари не помнила о существовании подруги Дэвиса, и Ника была уверена, что и другие тоже. Но вот же подтверждение!

– Нет, я не знаю, кто это, – сделав глубокий вдох, ответила она. – Но это очень красиво. Можно оставить?

– Думаю, он даже не заметит, – пожала плечами Мари и принялась дальше разбирать папку.

Ника сложила рисунок в несколько раз и засунула под матрас.

– Ого! – воскликнула Мари. – Здесь и ты есть. Глянь, какая красотища!

Она подскочила к Нике и, с размаху упав на ее кровать, сунула ей рисунок. Сердце резко кувыркнулось в груди. Он сделал его в один из дней, когда Ника сидела на излюбленном месте в библиотеке: сосредоточенный на книге взгляд, кончик карандаша во рту, небрежно собранные волосы, частично спадающие на лоб и щеки, нос с горбинкой и родинка над губой… Каждая мелочь, каждый штрих – в рисунке было все. Судя по ракурсу, Маркел сидел на полу за соседним стеллажом и рисовал, наблюдая за ней через зазор между книгами на нижней полке.

– Челюсть с пола подними, – рассмеялась Мари.

Ника встрепенулась и заставила себя улыбнуться.

– Я просто удивлена, насколько талантлив твой братец, оказывается, – отмахнулась она.

– А я удивлена, – Мари взглянула на портрет, – что он тебя нарисовал. Ты совершенно не его типаж.

– Польщена оказанной мне честью, – буркнула Ника.

Во всей учебной суматохе, мыслях о потустороннем мире, превращениях и тщетном поиске ответов о Дженни Тейлор Ника не заметила, как наступил последний учебный день перед рождественскими каникулами. Школьники уезжали домой утром двадцать четвертого декабря, а накануне по традиции всех ожидал праздничный вечер.

Ни свет ни заря в комнату девочек с громким смехом ворвались Патрик и Доминик. В руках они держали ворох коробок всех цветов и размеров.

– Дамочки, подъем! – воскликнул Доминик. Его занесло, и часть коробок посыпалась на пол, открывая взору заспанных девчонок довольное и не по-утреннему бодрое лицо Алиата.

– Ура, подарки! – крикнула Стейси.

Выскочив из-под одеяла, блондинка бросилась к Патрику и помогла ему избавиться от груза.

– За что я люблю «Форест Холл», так это за ранние поздравления, – просияла Барбара, поймав маленькую коробку, которую кинула ей Стейси.

– Если бы вы еще сами их себе приносили… – прокряхтел Патрик. Присев на корточки, он аккуратно поставил оставшиеся коробки на пол рядом с письменным столом и гордо отряхнул руки. – Ну, где моя награда?

Стейси хихикнула и чмокнула его в щеку.

– Харт-Вуд, подъем, для тебя тут есть кое-что, – сообщил Доминик, повертев в руках желтый конверт.

Ника нехотя высунула голову из-под одеяла.

– Давай вставай, мы только твою пижамку не заценили еще!

– Сплю голая. – Ника приподнялась на локтях, прижимая одеяло к шее. – Тебе есть восемнадцать, чтобы смотреть?