Получив письмо от Чжао И, даос тут же собрался в дорогу. Правда, его несколько смущала формулировка просьбы старосты – «избавить бога от прилипшего к нему демона», – но, поразмыслив, даос решил, что богом они называют своего вана [15] . Ничего удивительного в этом не было: крестьяне и слуги нередко величали своих господ принцами и князьями, а у этих, видимо, фантазия была богаче.

По дороге скороход рассказал даосу, что демон пришёл неделю назад и каждый день мучит их бога так, что тот заходится криками. А бог тяжело ранен и потому сам не может справиться с демоном, тогда как других он незадолго до этого прогнал. Когда скороход похвастался, что их бог может снимать наложенные демонами проклятия, даос решил, что «бог» – это деревенский шаман или знахарь.

Жители деревни встретили даоса почтительно. Даос огляделся, изумлённый тем, что не по сезону цветут персиковые деревья, и воскликнул:

– Но ведь сейчас не время цвести персикам!

– Это благодать нашего бога, – важно сказал Чжао И, и деревенские дружно закивали. – Персики цветут и плодоносят одновременно.

Даос прикрыл глаза, вдыхая благоухание. Он сложил пальцы перед собой, выставляя указательный и средний вверх, и попытался считать ауру этого места. Ни с чем подобным он прежде не сталкивался. Воздух был чист и прозрачен, никаких наложенных заклятий. Демонической ауры, к слову, даос тоже не почувствовал. Здесь вообще никакой ауры не было. А персики между тем цвели.

– Где дом с демоном? – спросил даос, чуть нахмурившись.

Чжао И указал ему на свой дом. Даос проверил его издали и нахмурился ещё сильнее. Из дома просачивалась аура, ни на что не похожая. Во всяком случае, даос такую ещё не встречал, хоть перевидал уже много людей и демонов, и призраков. Он не смог точно определить, кому или чему она принадлежит, потому что она была невесомой, но ему на ум сразу пришёл отчего-то образ символа Инь-Ян.

– Демон уже неделю засел в доме и никого не впускает, – сказал Чжао И. – Подношения мы оставляем у порога, он их забирает.

– Вы оставляете подношения демону! – разгневался даос. – Ничего удивительного, что он становится сильнее!

– Мы оставляем подношения нашему богу, – возразил Чжао И. – Нельзя ведь допустить, чтобы он умер с голоду, пока этот мерзкий демон держит его в заложниках.

– Почему вы уверены, что это демон, а не какой-нибудь разбойник? – спросил даос, подумав.

– У него хвосты были, – сказал Чжао И. – И от него повалил дым, когда он дотронулся до нашего бога. Он точно демон! Даочжан [16] , избавь нас поскорее от этого бедствия. Мы с ума сходим от беспокойства за нашего бога!

– Что ж, хорошо. Я изгнал уже много демонов, изгоню и этого.

И даос пошёл к дому Чжао И.

Лис-с-горы, судя по всему, тоже отоспался и набрался сил, и теперь настаивал, чтобы они возобновили практику совместной лисьей культивации, «дабы создать гармонию между двумя потоками жизненной энергии», как он выразился. Ху Фэйцинь такого энтузиазма с ура пораньше не оценил, тем более что рана адски болела, и лисье возмездие настигло Ху Вэя незамедлительно. Тот потёр укушенный локоть и фыркнул. Левый глаз его почти полностью очистился от Тьмы, в правом – кусочком золота сверкал зрачок. Ху Фэйцинь подумал, что, быть может, это совместная лисья культивация повлияла на Тьму в Лисе-с-горы. Стоило бы проверить, так ли это, но Ху Фэйцинь слишком устал, потому категорично заявил, что ни о каких энергозатратных практиках он и слышать не хочет.

– Так уж и не хочешь, – не поверил Ху Вэй.

– Не хочу, – твёрдо сказал Ху Фэйцинь.

– Чего же ты тогда хочешь?

– Спать. Ты просто пользуешься тем, что я ранен, и ослаб, и не могу достойно сопротивляться.

– «Достойно сопротивляться», – повторил Ху Вэй непередаваемым тоном. – А дальше он заговорит о Скверне…

Ху Фэйцинь не чувствовал больше той леденящей пустоты внутри, которая наполнила его после возвращения в Небесный дворец и укоренилась последующими трагическими событиями. Умиротворённая Ци струилась по его духовным каналам.

– Я не буду говорить о Скверне, – после паузы сказал Ху Фэйцинь, и на его лбу появилась вертикальная морщинка. – Просто дай мне поспать.

Ху Вэй вдруг снова прижал ладонь к его лбу. Ху Фэйцинь удивлённо вскинул брови.

– Спасибо, – едва слышно сказал Лис-с-горы.

– За что?

– За то, что принимаешь меня даже после всего, что я сказал и сделал.

Ху Фэйцинь несколько смутился и хотел было что-то возразить, но тут Ху Вэй фыркнул, и его ноздри дёрнулись, будто он что-то унюхал. Он перегнулся через Ху Фэйциня, сунул руку под кровать и что-то оттуда потянул. Послышался скрежет, будто когтями по деревяшке, потом хлопок, точно пробка вылетела из бутыли, и в руке Ху Вэя провис мордой вниз Недопёсок, покачиваясь, как маятник.

– Вот проныра! – воскликнул Ху Вэй, хорошенько встряхнув Недопёска. – Как ты смог прокрасться в мир смертных так, что я тебя не заметил?

Сяоху невозмутимо покачивался, морда у него была исполнена загадочности. Ху Фэйцинь расхохотался, сообразив, что чернобурка воспользовалась духовной сферой, чтобы скрыть лисий запах и проследить за Лисом-с-горы.

– Я обещал, что всегда буду рядом с шисюном, – сказал Сяоху, махая лапами, чтобы уцепиться за край кровати и потрогать Ху Фэйциня за руку. – Шисюн, ты живой!