Мужчина открыл глаза.

— Меня зовут Фредо, — сообщил он, — не бойся меня, Мишель. Перед братом святым как перед Молчащими я клянусь, что не причиню тебе зла… да и не мог бы, даже если бы и хотел, — он показал пальцем на свою ногу, и Мишель ойкнула и прижалась ко мне. Нежности нежностями, но мне было некогда заниматься утешением сирых.

Я поднялась и отправилась в обратный путь через тюки и тела. Рош сидел на каком-то мешке, глядя на меня зверем. Куда пропал благостный старичок, я не гадала. Чем-то кто-то его разозлил, и еще: почему этот человек здесь главный?

— Что ты бродишь, — заворчал Рош на меня. — Голодный? Свежака по твою святую душу не завезли. Отхожее место там, — он махнул рукой, — в самом темном углу. Чего тебе еще надо?

Я села рядом. Просто расчет: или Рош не решится нападать на монашка, или то, что меня за него приняли, мне не поможет.

— Что здесь происходит днем? — негромко спросила я. Лучше, если прочие меня не услышат. — Почему вы перебегаете ночью? Из города нужно выбраться как можно скорее.

— Вот дурной. Давно от настоятельской юбки отклеился? — незло буркнул Рош. — Ночью грабят и убивают. Днем грабят и убивают. Ночью темно, днем ясно.

— Днем грабят и убивают больше? — прищурилась я. — Сейчас тихо. Как будто сейчас и есть ночь.

— Ты чего от меня хочешь? — завопил Рош, но шепотом. Наверное, полагал, что меня это напугает. — Чтобы я тебя вышвырнул? Или в дерьмо носом ткнул?

— У нас нет еды. Нет воды. Мы сидим среди дерьма, среди нас раненые, — перечисляла я, прямо глядя в глаза Рошу. — Некоторым, наверное, уже не помочь. Среди нас дети и женщины. Ты хочешь как лучше, ты хочешь, чтобы все были живы и в безопасности. — И дальше я применила тот козырь, какой была и должна. — Ты взял на себя ответственность за них, тебе отвечать за них перед Молчащими. Так скажи, почему вы крадетесь ночью, а не выходите днем, на рассвете, когда никого на улице нет?

Рош выслушал меня, наклонился ко мне так близко, что я ощутила исходящий от него запах давно немытого тела и старости и изо всех сил постаралась не морщиться. Взгляд я не отводила: бояться мне нечего. Этот старик представляет не так много угрозы, как хочет внушить.

— Ты дурной, — произнес он уверенно. — Днем никто из нас не убежит. Вон, — он ткнул рукой в тюк, на котором сидел, — попробуй перетаскай это все. Никто не готов расстаться с добром, да и не будет. А за один мешок прикончат, а днем так всех. Ночью кому-то удается сбежать, днем все на виду.

Но нас много. На большую группу людей, даже с детьми, нападать опасно. Огнестрельное оружие еще не в ходу, если оно и имеется, то заряжать его долго. Мародеры собираются в небольшие группки — так проще делить добычу. Три, даже четыре человека не будут кидаться на такую толпу, а если и будут, всегда есть шанс бросить им наживку и скрыться.

Мешки. Мне пришла в голову мысль. Мешки. Жаль, нет золотых монет, если есть, то никто мне не даст их, можно и не пытаться.

Как скрыться среди людей? Не выделяться. Притвориться одним из них. Показать, что ты свой, а не противник. Если ночь — время матросов, вероятно, оставшихся в городе на тот момент, когда начался бунт и капитаны спешно уводили суда из порта, то день — пора бунтарей.

Они крестьяне. Может, какие-то мелкие торговцы и мастеровые. Они или злее, или добрее, зависит все от того, насколько они испуганы и на кого-то смертельно обижены. Проверить это пока нельзя. Я не видела погибших, и женщина, которую я накрыла курткой, оказалась недавней жертвой — ночной — и единственной.

В любом случае, в восставших меньше агрессии и умения убивать, чем в матросах. Большинство крестьян примкнули к совсем небольшой группе зачинщиков определенно из страха быть причисленными к врагам, и этим я собираюсь воспользоваться.

Я умею просчитывать риски. Я умею спасать людей. Мне никогда не приходилось оказываться в ситуации, близкой к этой, но всем остальным — тоже. Нам надо только выбраться из ловушки, которая ошибочно кажется безопасной. За городом наверняка нет хотя бы одной угрозы — матросов, там есть вода, есть еда и нет скученности.

Там выгребная яма хотя бы не в двух шагах.

Ночью я все равно не увижу город, пройду мимо очевидного выхода, легко заблужусь, привлеку внимание. Больше того: если меня снова примут за монашка, на этот раз матросы, мрачный прогноз Фредо сбудется. Дерево найдут, если очень уж захотят, на нем меня и повесят.

— Дай мне мешок, — попросила я. — Прикажи набить его легким и малоценным. Я пойду искать убежище и выход из города.

А ему нечего терять, думала я, глядя на сузившиеся глаза Роша. Я ему чужой человек, меня не жалко. Вот барахло может быть жалко, но без мешка мне идти нельзя.

От решения Роша зависело все. Именно из-за вещей, будь они трижды неладны.

— Поступай как знаешь, — вдруг сказал Рош. — Кто вас знает, может, и правда вас Молчащие ведут. А если не вернешься?