— Этот протекает.

Черта с два. Еда есть, воды нет. Сейчас самым большим моим страхом было услышать, как матросы колотят бутылки. Вряд ли у них полно выпивки, многое еще и побилось по пути в крепость, и когда вино у них кончится, а кончится оно скоро, они начнут вымещать зло на таре.

Черт, черт, черт.

Чтобы отвлечься, я отправила женщин в нишу, приказала вымести оттуда камни, посмотрела, куда пристроить свечу. На небольшом уступчике, и я даже предполагала, что свет не будет виден снаружи, но понятное дело, проверять я не хотела. Мишель охотно помогала, Анаис занялась нашим обедом.

Пить хотелось всем. Я подошла, проверила прочность ткани мешка… безнадежно. Да, он порвался по шву, но где гарантия, что веревка из мешка выдержит вес человека, если мне и удастся располосовать его так, чтобы благополучно спуститься? Или — подняться, если я решу воплотить в жизнь другой план?

— Что за дерьмо? — услышала я раздраженный голос Анаис и обернулась. — Валер, сколько хлеба у нас оставалось?

Она стояла, держа в одной руке нож, в другой — буханку, от которой уже успела отрезать, и я не сразу поняла, что она имеет в виду.

— Мясо режь, — проскрипел Мижану. — Мне — мясо!

— Без воды ты на стенку полезешь с мяса, — рявкнула на него я и посмотрела на хлеб. Сколько оставалось — пять буханок? — Вроде пять, — неуверенно ответила я. — Но не четыре точно.

— И куда она делась?

Анаис смотрела мне в глаза обвиняюще, я — ей, причем обе мы понимали, что сама по себе такая огромная буханка пропасть никак не могла и сожрать ее в одиночку нельзя было тоже. Сухомятку, так, чтобы никто не заметил?

— Когда вы лезли в подземелье, — спросила я, — сколько их здесь лежало?

Анаис пожала плечами. Разумеется, за хлебом никто не следил. По крайней мере, уцелела нога.

— Отнеси ее туда, где младенцы, — негромко посоветовала я, и Анаис замахнулась, чтобы повторить свой фирменный злобный удар ножом по столу, но — тут был камень. Так, под общее молчание, провожаемая голодными взглядами, она унесла ногу в нишу, где уже устроились Жизель и Люсьена с детьми.

Нам позарез нужна вода. Ночью, как стемнеет, мы обязаны предпринять вылазку. Какими угодно силами и средствами.

Я взяла свой кусок, еще один и пошла к Фредо. Он встретил меня спокойной улыбкой, которая мне не понравилась совершенно, и которая не пропала, даже когда внизу, на самом берегу, заорали канвары с матросами и трубно заголосили какие-то звери. Канвары вопили испуганно, матросы, которые не могли зрелище пропустить, восторженно, и, конечно, они сделали несколько выстрелов, чтобы канвары не вздумали лезть в крепость. Ару и Рош разошлись на посты.

— Как ты? — стараясь, чтобы ответная улыбка была искренне-заботливой, а не тревожной, выдавила я и села. — Прости, но воды у нас… нет.

— Молчащие милуют тех, кто смотрит с надеждой, — произнес Фредо. Есть он не стал, отломил небольшой кусок, остаток протянул мне обратно. Скверный знак. — Не беспокойся за меня, брат.

Я отыскала доктора среди остальных. У нас есть доктор, так какого черта эта шваль только подтявкивает своему господину?

— Эй, ты, клистирная трубка, — а это было напрасно, он даже ухом не повел — не понял, что я имею в виду. — Целитель! Иди сюда.

Тот нехотя повернул в мою сторону голову — будто не слышал.

— Иди, или тебе самому уже никакой лекарь не поможет, — угрожающе отозвался со своего поста Рош. — Я тебе лично переломаю обе ноги.

— Не стоит, — остановил Фредо, коснувшись моей руки. — Травы матушки Анаис помогли, мне не больно. А прочее… на прочее воля уже не наша.

— Она что-то сделала? — уточнила я. — Кроме того, что дала тебе отвар трав?

Анаис говорила, что Фредо не позволил ей осмотреть его ногу, но, может, она не пыталась? Или в самом деле она ничем не могла помочь, как и доктор, который все-таки подошел, даже присел, наклонился над грязными вонючими тряпками. Руки у целителя были такие загаженные, что, когда он протянул их к узлу, я чуть не двинула его в челюсть. Толку с этого лечения, черт, с Фредо и так все… паршиво донельзя.

Надо мной нависла чья-то тень.

— Ешь, что ли, — с жалостью попросила Фредо Анаис. — Кроме еды, чем тут поможешь? Вона, этот какими руками тебе в раны лезет? Что же ты, окаянный, творишь? Совсем добить его хочешь?

У меня отвисла челюсть. Анаис имеет понятие о гигиене? Доктор вспылил.

— Ты, ты!.. Девка! Всякая бордельная… дрянь меня учить целительству будет? — губы у него затряслись, голова по-черепашьи втянулась в плечи, на лице появился тошнотный шакалий оскал. — Да кто ты такая?