“Стоп!” — кричит мой главный защитник и нажимает на кнопку “выход из паники”. Делаю серию дыхательных практик, включаю свет, открываю окно, разминаюсь. Сосредотачиваю внимание на пяти визуальных объектах комнаты: фото Ника в коричневой рамке, окно, моя сумка, тапочки, руки. Концентрируюсь на пяти ощущениях тела: пижама холодит спину, дрожат ресницы, дыханье прохладное на вдохе, теплое на выдохе, чешется нос. Теперь звуки: ветер перемешивает снег, в ванной шуршит вентиляция. И ближайший план: накормить себя вкусным ужином. Нет ничего, что я могу сделать прямо сейчас, чтобы разобраться со всеми вопросами. Напряженная борьба только усилит страх и дезориентированность. Субличности успокаиваются, протокол тревоги снят. Благодарю себя за то, что научилась слышать бессознательное и трансформировать состояния в любых ситуациях. Страх, злость, боль — нормально, они не травмируют, если не становятся затяжными. Если рану вовремя обработать, шрама может не остаться. Жесть начинается, когда люди игнорируют то, что болит, иногда годами. На старой травме появляются новые засечки, все это загнивает и кровоточит. Пока не начинает приносить такую невыносимую боль, что больше невозможно терпеть. У каждого в доме есть аптечка первой помощи при ушибах и порезах. Но мало кто знает, как поступать, когда нужна первая психологическая помощь при тревоге, злости или грусти.

Чувствую себя лучше, стабильнее. Призываю Богиню участвовать в процессе приготовления ужина. Зажигаю свечи, включаю елочную гирлянду. Не решаюсь искать пластинки и разбираться с проигрывателем, открываю подборку рекомендаций на телефоне. Первой звучит Vraell — Brother, кажется нежной и осенней. Заставляет подумать о Нике и его отношениях с братом, о том, что Антон всегда любил его, но был неправильно понят. Переключаю. You are the one — Nicholas Bonnin, кажется, про любовь.

Богиня говорит, нужно приготовить яйцо пашот и легкий салат, типа Нисуаз, в холодильнике есть просекко и прошутто. У Жириновского дергается глаз от количества заимствованных слов, но с голодной Богиней спорить нельзя даже Саше Белому. Потому что за каждым сильным мужчиной стоит нежная женщина, способная дробить кости одним взглядом.

Сама не замечаю, как справляюсь с готовкой и сажусь за стол. Удерживаю себя от желания взять телефон, чтобы развлечь мозг, пока он занимается такой “скучной” задачей, как питание. Снова на помощь приходит моя Афродита, элегантно разрезающая яйцо пашот, чтобы оно эстетично растекалось. Мне вкусно. Душа, заключена с скафандр, состояние которого может сильно подпортить прохождение опыта. Человеческое тело — технология высших миров, успешный эксперимент эволюции. Сложнейшая структура. Да, забота о нем требует затрат, но такие условия. Никто же не спорит с тем, что телефон нужно заряжать?

“Скучаю. Приеду через пару часов” — прилетает на телефон. Улыбаюсь экрану. Решаю посмотреть добрый фильм. Вспоминаю вчерашние объяснения Ника о том, как искать и включать на телевизоре в нашей комнате. Через минут десять получается разобраться. Заставка Warner Brothers, очень грустное начало, до мурашек. И еще одна волна озноба в момент, где ангелы стоят на берегу, освещенном закатом.

“Какой прок в крыльях, если вы не чувствуете дуновения на вашем лице” — одна фраза, раскрывает весь смысл воплощаться в теле. Душе недоступны физические ощущения без тела. Душа — энергия, волна, частота, слишком разреженная и подвижная.

Главная героиня фильма хирург, сразу вспоминаю маму с ее определениями “настоящих” врачей. Начало фильма пока слишком напряженное для меня, может потому что удачное выполнение миссии будет означать еще и выход из игры. Это печально, как покинуть дом, в котором прожил много лет. Даже если место, куда ты едешь гораздо лучше. На экране операционная, врач пытается спасти пациента, но зрители понимают, что это уже бессмысленно, потому что за ним пришел ангел. За молодыми душами часто приходят их наставники, чтобы помочь быстрее сориентироваться и вернуться туда, откуда они пришли.

Где-то дрожит телефон. Кажется, я оставила его в ванной. Ник, наверное уже в пути ко мне.

— Антон в больнице. Мы с родителями тоже здесь. — Быстро чеканит баритон. Я пытаюсь декодировать смысл слов. Антон. В больнице. Солнечное сплетение зажимает узлом, до тошноты. — Я буду здесь, не знаю, когда теперь… — голос дрожит.

— Я приеду. — Говорю первое, что приходит в голову. Ника зовет мама и он отключается.

Бросаю на кровать сумку, бегу в ванную, руки не слушаются. Стоп. А как я поеду? Машины нет, такси вряд ли доедет до этого места в середине ничего. Рука сама набирает номер Саши. Не знаю, чем он поможет, мне просто хочется услышать его голос. Он найдет правильные слова.

— Привет! — Радостно отвечает трубка. А я не знаю, с чего начать.

— Я где-то в лесу и не знаю, как выбраться отсюда. — Слова складываются в странное предложение, но как оно звучит понимаю только, когда слышу сама. Стрессоустойчивая субличность в кожанном плаще нормально объясняет ситуацию. Саша дослушивает поток, вываливающейся из меня информации, а потом говорит: “Пришли геопозицию”. По какому-то невероятному стечению обстоятельств, он в Новосибирске, в Академгородке. Его пригласили с лекцией в НГУ Медицины и Психологии.

— Я знал, что ты с Ником отдыхаешь, не стал беспокоить. — Объясняет Саша. Вспоминаю, что он рассказывал, что бывает в центре Сибири минимум раз в год. Тогда в этом есть смысл. Если бы я прилетела в Питер, но у моего друга была женщина, скорее всего, поступила так же.

— Сейчас найду машину и приеду. Собирайся.

За два часа успеваю собраться, выпить чая, узнать у Ника, как закрыть дом и что сделать перед отъездом. Решаю не говорить ему о том, что еду с Сашей, чтобы лишний раз не накручивал. Пишу просто “нашла машину”. Жириновский говорит, что это можно приравнять ко лжи. Богиня утверждает, что это забота об эмоциональном состоянии моего парня. Оба по-своему правы.