А когда начинает цвести Липовая аллея… И все, ступающие на остров, какое там ступающие – едва приближающие к нему, вдруг останавливаются в недоумении. Откуда? Ну откуда этот божественный аромат меда, луга, шелковистой травы? Откуда в воображении этот хрустальный мир, который искрится на солнце, звучит флейтой и одновременно трепещет перед гранитными тисками величественного мегаполиса?

Это «всего лишь» цветут липы Новой Голландии.

Деревья на острове – отдельные реальные персонажи. Извините, но некоторые из них – выразительнее и содержательнее встречавшихся мне актеров. Степенные уважаемые дубы. Красавцы-щеголи клены. Ты трогаешь их листья-ладони. Жаль, не одарят ощущением ответного рукопожатия, но поприветствовать шелестом – могут.

В вечернее время каждое из деревьев, подчеркивая их стать, подсвечивается, и вот тогда они особенно повествовательны.

Как только прошел дождь, все скамейки тут же насухо протираются – пожалуйста, присаживайтесь! С книгой или просто – глядя ввысь. На чугунных фонарях ну никогда – ни одной пылинки! Места общественного пользования намываются так, что дети до года, если опускаются на пол пятерней или обеими, мамы не вздрагивают.

Остров – моя любовь, мой антидепрессант, моя долгоиграющая карамелька – сколько ни держи за щекой, вкуса и удовольствия не убывает.

Инвестирует воссоздание Новой Голландии экс-супружеская чета Романа Абрамовича и Даши Жуковой.

Знаете, когда гуляешь по острову, обращая внимания на все эти «мелочи», очень хорошо начинаешь понимать, почему кто-то беден, а кто-то – сказочно богат. С таким подходом к делу невозможно не получить столь блестящий результат. И если относиться именно так ко всему, за что берешься…

Но я не просто принимаю это как должное, на манер «повезло с видом из окна». Я принимаю это с благодарностью и ответственностью.

Если мое настроение начинается со слова «скверное», я считаю это крайней степенью распущенности. Я с собой строга. Ты живешь в красивейшем месте одного из самых красивых городов мира. Какая послеродовая депрессия? Даже думать об этом должно быть стыдно.

Как заметила одна моя добрая знакомая, тебе ли грустить – здесь, в объятиях Абрамовича.

Петербург воспитывает.

Про первые успехи в освоении Joie de Vivre, обнаруженные в самое неожиданное время

Я начала по-настоящему осознавать, что же такое Joie de Vivre в самое неподходящее для этого время. Тогда объявили пандемию, запретили выходить из дома, на лицах и в голосах читалась паника.

Я села на кухне с чашкой чая и сказала себе: спокойно. На этой кухне пьют чай с 1890 года. В этой квартире люди пережили революцию, блокаду и всё, что из этого следует.

А ты – про пандемию.

И что делать?

А ничего. Точнее, одевай дочку и иди гуляй. Не отходя от парадной, вдоль канала. А лучше – вон – во внутренний дворик.

Здесь, в городе особой судьбы, многое воспринимаешь спокойно.

Мой любимый муж не понимает, как можно утром пить с вечера заваренный чай. Он цитирует японцев, которые в таких случаях говорят, что вчерашний чай приравнивается к укусу змеи.

Ну что ж, значит, на завтрак у меня укус змеи.

А про себя я представляю, сколько раз заваривали заварку в блокадном Ленинграде. Десять? Двадцать? Сто? Да, мы не в блокадном Ленинграде, но строить проблему из вчерашнего чая точно не стоит.

Соседка с редким именем Ираида, пережившая те 900 дней, рассказывала, как пили чай «вприглядку». Подвешивали кусочек сахара, садились за стол и, прихлебывая кипяток, смотрели вверх – на сахар. Ираида уверяла, что вкус кипятка от этого несказанно менялся, было гораздо вкуснее! Она вообще была потрясающая. Во время бомбежек не спускалась в убежище – надоело. А чтоб не вздрагивать от грома разрывающихся снарядов, включала патефон.

Почему-то право на эвакуацию в их семье получил только отец. Корабль, на котором он, один из всей семьи, пытался покинуть окольцованный фашистами город, разбомбили сразу же, у берегов Ленинграда. Ираида почти до девяноста лет дожила. Всё с тем же патефоном. Вспоминая о потерях той страшной войны, Ираида всегда с болью упоминала и свою умершую от голода подругу – Леночку Гумилёву.

Тогда мне показалось, что пандемия – самое время родить ребенка. Когда вы молоды и свободны, так и несет куда-то, попробуй, усиди! Ресторан «Паруса на крыше» и ай-на-не!

А когда у вас дома прелестнейший малыш, «Приставалки» Саши Чёрного и мультфильмы по рассказам Сутеева, на все ограничения хочется ответить только одно. Не очень-то и хотелось.

Пережившим декрет пандемия не страшна.

Просто проводишь параллель: пандемия – это декрет. Нет, я серьезно. И сразу начинаешь по-другому к этому относиться. Совершенно по-другому. Потому что пандемия – это чума. А декрет – это благословенная изоляция.