Шрифт:
Глава VI
Итак, "Короско" был захвачен арабами, и все надежды на спасение, все точные вычисления расстояния и времени - все это было напрасно, обманчивый мираж. В Хальфе никто не подымет тревоги до тех пор, пока не узнают, что пароход не возвратился. Даже теперь, когда Нил казался узкой зеленоватой полоской на самом краю горизонта, преследование арабов еще не началось. Как же слабы были их шансы на то, что египетская кавалерия успеет нагнать их и отбить у степных разбойников, тем более, что теперь уже оставалось не более каких-нибудь ста миль до страны дервишей! Всеми ими, за исключением Бельмонта, овладело тупое отчаяние. Между тем арабы обменивались приветствиями и сообщали друг другу о том, что было сделано той и другой стороной, с обычной своей сдержанностью и важностью, тогда как негры того и другого отряда скалили свои белые зубы и трещали, как сороки, - эти вечно добродушные и веселые негры, которых даже суровый Коран не смог лишить этого добродушия.
Предводитель вновь прибывших был седобородый, худой, аскетического вида араб, с ястребиным носом и пронизывающим взглядом черных жестоких глаз. Он держался высокомерно и надменно; все остальные относились к нему с особым почтением. При виде этого старого араба, драгоман жалобно застонал и безнадежно всплеснул руками.
– Это эмир Абдеррахман, - простонал он, - теперь я уже не смею надеяться, что мы останемся живы!
Для всех остальных имя Абдеррахмана ничего не значило, но полковник Кочрэнь, служивший некогда на Востоке, слыхал, что этот человек пользовался репутацией чудовищной жестокости и беспощадного фанатизма. Оба эмира некоторое время совещались между собой, затем они долго и упорно смотрели на кучку унылых пленных, причем младший из двоих что-то объяснял, а старший слушал с мрачным, бесстрастным выражением лица.
– Кто этот красивый седобородый араб?
– спросила мисс Адамс, первая очнувшаяся от общего удрученного состояния.
– Это теперь их вождь и предводитель!
– сказал полковник Кочрэнь.
– Неужели вы хотите сказать, что он теперь примет начальство над всеми нами и над тем другим, чернобородым?
– Да, леди, - ответил драгоман, - он теперь начальник над всеми!
– Что касается меня, то я предпочитаю быть в его власти, чем во власти этого чернобородого, - сказала мисс Адамс, глядя на племянницу.
– Не правда ли, Сади, дорогая, ты теперь себя лучше чувствуешь, когда жара немного спала?
– Да, тетечка, не беспокойтесь обо мне, сами-то вы как себя теперь чувствуете?
– Я чувствую себя бодрее, чем раньше. Мне совестно, что я подавала тебе такой скверный пример своим малодушием. Но я прямо голову потеряла при мысли, что мне скажет твоя мать, которая доверила мне тебя... Боже мой, в бостонском "Геральде", вероятно, будет помещена заметка об этом! Боже мой...
– Ах, бедный мистер Стюарт!
– воскликнула Сади.
– Слышите, как он все время не перестает бредить! Посмотрим, тетя, не можем ли мы что-нибудь сделать для него?
– Меня сильно тревожит участь госпожи Шлезингер и ее ребенка, - сказал полковник Кочрэнь.
– Я вижу вашу жену, Бельмонт, но не вижу никого больше!
– Они ведут ее сюда!
– воскликнул Бельмонт.
– Слава Богу! Теперь мы все узнаем. Они не сделали тебе вреда, дорогая Нора?
– и он кинулся вперед чтобы схватить и поцеловать ее руку, которую она протянула ему, когда он помогал ей спуститься с верблюда.
Милые, ласковые серые глаза миссис Бельмонт и ее приветливое спокойное лицо успокоительно подействовали на всех.
– Бедняжки, - сказала она, - глядя на вас, я вижу, что вам было гораздо хуже, чем мне. Нет, право, дорогой Джон, я чувствую себя прекрасно, даже не ощущаю особенно сильной жажды, так как мы наполнили свои бурдюки водою у Нила, и мне давали пить вволю. Но отчего я не вижу мистера Хидинглея и мистера Броуна, ведь они отправились вместе с вами?! А бедный мистер Стюарт, что с ним?
– И Хидинглей, и Броун покончили свои счеты с жизнью, - ответил угрюмо ее супруг, - и ты не поверишь, дорогая, сколько раз я благодарил Бога за то, что ты не была с нами. А теперь ты все же здесь, дорогая моя!
– Где же мне и быть, Джон, как не подле моего супруга?! И, право, мне гораздо, гораздо лучше здесь, чем было бы там, в Хальфе!
– Дошла ли до города какая-нибудь весть о случившемся?
– спросил Кочрэнь.
– Одной шлюпке удалось уйти от арабов. Миссис Шлезингер с ребенком и няней уплыли на ней. Я находилась внизу, в каюте, когда арабы ворвались на "Короско"; те, кто был на палубе, успели сесть в шлюпку и бежать - шлюпка была уже спущена и совсем наготове. Арабы стреляли по шлюпке, и я не знаю, был ли на ней кто-нибудь убит или ранен!
– Они стреляли по шлюпке?
– переспросил Бельмонт.
– Прекрасно! В таком случае их выстрелы могли слышать в Хальфе. Как вы думаете, Кочрэнь? Погоня, вероятно, несется за нами по горячему следу, мы каждую минуту можем надеяться увидеть белые пулари британского офицера!
Но на этот раз Кочрэнь оставался холоден и недоверчиво отнесся к возможности спасения.
– Если они не выехали в составе сильного отряда, то пусть лучше вовсе не являются, - сказал Кочрэнь, - эти люди не из тех, с кем легко справиться. Главари их опытны в военном деле; с ними придется сражаться не на шутку.