Уходящие с бала

Аннотация

Молодой маме срочно нужны средства на лечение дочери. Благовоспитанная красавица находит выход из положения. Она артистично устраивает кражу у состоятельных пациентов санатория.

Юбиляр, принимая поздравления, кивал головой и то сжимал губы в линию, то делал их трубочкой, что никак не шло его приятному лицу со следами строгой мужской красоты. В громадном доме, им же построенном, в большом зале, отделанном в смешанном стиле, с колоннами, лепниной и т. д., прозванным колонным, праздновался юбилей. В разгар торжества у захмелевшего именинника на лице сияла улыбка и губы уже не делали ни линий, ни трубочек. Было весело и шумно. В зале звучала музыка. Фортепиано, аккордеон, кларнет, контрабас, ударные наигрывали джаз. В то время когда джазовая группа отдыхала и закусывала, звучала музыка камерного оркестра. Фортепиано, виолончель, альт, скрипки вторили пожилому тенору из центра. Юбиляр танцевал вальс с дамой бальзаковского возраста, и не верилось, что ему семьдесят пять; так ладно они кружились, так изящно он держал даму за талию и поддерживал руку. – Ну как? – спросил он, подойдя ко мне. – Сделал себе подарок, нанял оригинальный оркестр. Дочь помогла, – и, помедлив, добавил: – Дама, с которой танцевал, тоже нанята. Молодое, стройное, красивое существо женского пола – желанное украшение поздних юбилеев. Многие мои ровесники, – продолжал юбиляр с улыбкой здорового человека, – в разное время уехали в тот санаторий, откуда уже никто и никогда не возвращается, а те которые ещё здесь, сидят за столом. Их двое… Посмотри, как они оживились, глядя на красавицу, а ведь у одного трясутся руки, у другого голова, у обоих слезятся глаза и прогрессирует тугоухость. Юбиляр, конечно же, был центром внимания. К нему подходили с бокалами, говорили, жали руки, обнимали и желали… Он то сидел за столом, то танцевал и даже пел в обнимку с дочерью и нанятой дамой. Торжество, начатое в два часа дня, около одиннадцати вечера подходило к концу. Гости стали откланиваться и разъезжаться. Я подошел к имениннику, с тем чтобы выпить по рюмочке на посошок, но он погрозил пальцем и, покачиваясь, приказал: – Тебя я не отпускаю. – Нанятая дама – красавица во всех отношениях, – заметил я юбиляру. – Талантливая женщина, – подтвердил он, вздыхая, и пояснил: – Я приглашал мою давнюю подругу Светлану Николаевну не звонком и не открыткой, а лично, как велит учтивость. Она спросила, кто будет, – я назвал приглашенных. – Одни старики да мы с Дашкой – старухи, – сказала Света и посоветовала мне пригласить молодую женщину, дочь ее хорошей знакомой. – Умница, – хвалила она её… – Играет характерные роли в самодеятельном театре в ДК, балуется на фортепиано, читает стихи, поет, танцует, словом, чаровница. Она может вести торжество. – Вести торжество будет человек из оркестра, у него готов сценарий, и он мне понравился, – возразил я Светлане. – Тогда пусть она будет гостьей. У кого-то свадебный генерал, а у тебя будет юбилейная дама. Ты позвони и пригласи её на свой праздник в компанию к дочери, а сумму, что назовешь в приглашении, пусть передаст дочь. Из твоих рук не возьмёт. Горда, хотя сводит концы с концами. Она и лаборант, и уроки музыки на дому, а всё за копейки. Двое детей – школьники, да еще и мать прибаливает. Я пригласил, и когда сказал, что всегда и за все плачу, она, смеясь, ответила: «Работа должна быть оплачена, у нас же не коммунизм ещё пока. Кузнецу, кажется, собирались платить за каждый подъём и опускание кувалды, не так ли? Слышала в народе меж тружеников, что в нашем государстве дорого ценится труд заседателей, сидящих и внутри красной стены, и далеко за ее пределами. Губернаторы, мэры, банкиры, владыки недр, лесов, полей и рек годами куют в своих комитетах и на заседаниях повышение благосостояния народа. Говорят, говорят, говорят и, видимо, за каждое слово, сказанное на заседании и не только, получают приличное вознаграждение, складывающееся к концу года в фантастические суммы. Иначе откуда у Хорошавина, Белых и других ещё более высокопоставленных воров такая сказочная роскошь?» – Ты видел, какова она, – продолжал юбиляр, – с какой простотой и лёгкостью спелась с оркестрантами; пела романс экспромтом, и получилось чудесно. Зажигательно танцевала рок-н-ролл с Василием Дмитриевичем, танго с тобой и со мной вальс. – Кто подарил картину «Уходящая с бала»? – спросил я именинника. – Конечно же, Светлана, она понимает меня лучше, чем я сам себя, но сегодня я был очарован юбилейной дамой, Еленой Эрнестовной – красавицей Еленой. Какая грация, какой блистательный вид, какие изящные манеры… Юбиляр восторженно декламировал и экспромтом сочинил дифирамб в честь божественной Елены; какая улыбка, артистизм, лёгкость в общении, то и дело повторял он, но, постепенно успокаиваясь, заговорил сдержаннее. – Я расскажу тебе, Петрович, короткую историйку из моей романтической практики, в которой есть молодая женщина, стройная, изящная, артистичная, но с долей лёгкого криминального общения… – Что касается криминала, – начал я, но юбиляр поднял руку, и я замолчал. Он начал рассказывать. * * * – Два года назад на семейном совете под председательством дочери решили, что подарком к моему семидесятитрёхлетию будет поездка в санаторий. С помощью сказочных возможностей интернета дочь решила все вопросы – куда, когда и на сколько. Я бывал на курортах, и не раз, – продолжал он, – предвкушал ванны, массажи, терренкуры и встречи с новыми интересными людьми. Бывает, встряхнёшься, как от спячки, да и поймёшь, что человек для человека и есть источник того, что именуется счастьем. Не раздумывая, позвонил своему другу и предложил ехать вместе. Он согласился. Мы с ним почти ровесники и дружим давно. Человек он деловой, с юмором и весьма-весьма состоятельный деятель. В прошлом бессменный профсоюзный работник с авторитетом. В бархатную революцию, при крушении нашей несокрушимой империи, во времена дикой приватизации всего и вся заполучил приличное количество акций, а когда их стали поголовно отнимать, не отдал ни одной, несмотря на прямые угрозы нанятых воротилами отморозков: застрелим, повесим, сожжём всей семьёй и т. д. В общем, смелый человек. По приезде на курорт смелый человек предложил поселиться в частной гостинице, а всё санаторное получать в санатории. Через три с небольшим часа мы уже были пациентами; сдали медсправки, уплатили суммы, получили книжки, пропуска и отправились по одному из адресов частной гостиницы. Мы же не больные какие-то, а приехали отдыхать и получать профилактику сердечно-сосудистой системы… «Номера в санатории – палаты, – объяснял мне профсоюзный деятель (далее – Профсоюз), а у нас будут люксовые «царские палаты» и в них спальные гарнитуры с фирменными многослойными матрасами». Профсоюз сделал достойный выбор. Внешний вид двухэтажного здания, внутреннее устройство номеров с блестящей отделкой впечатляли. Все десять номеров первого этажа были свободны. «Тем лучше для нас», – среагировал Профсоюз. При этих словах хозяйка ввела в холл троих мужчин того возраста, которым часто задают вопрос: «Дедушка, вы что, не слышите? Я к вам обращаюсь». Мы переглянулись и не проронили ни слова. Утром, уходя на прогулку и завтрак, увидели у входа ещё двоих новичков, которым что-то объясняла хозяйка. – Нас теперь семеро, – заметил Профсоюз… – Ещё трое – и у нас будет мужской монастырь с десятью кельями, – добавил я. – Возможно, второй этаж отдан под женский… – Нет, там ремонт, – разочаровал я Профсоюза. Мы все семеро основательно познакомились друг с другом и узнали, что самому младшему из нас всего лишь семьдесят лет, а старшему, глуховатому полковнику КГБ в отставке, – восемьдесят пять и что он хорошо знает события ГКЧП и к ним был причастен. Знакомство выявило, что поселившиеся пациенты в прошлом были люди высокого полёта. В общении семёрки пациентов вместо имён и отчеств быстро прижились прозвища. Меня назвали Директор, так как я был директором рынка, а ныне его владелец, профсоюзного деятеля – Профсоюз, бывшего начальника главка – Главк, бывшего секретаря горкома КПСС – Секретарь, бывшего управляющего банком – Банкир, полковника КГБ – Полковник, бывшего завкафедрой института железнодорожного транспорта – Железнодорожник. Достаток позволял каждому поселиться в отдельный номер, хотя хозяйка предлагала по двое. – Не выношу храпа, – заявил Секретарь, хотя сам храпел. – А я, бывает, читаю до полуночи, а то и дольше, – сообщил Банкир. У всех были веские причины, каждый желал уединения. Все ранее бывали на курортах и, конечно же, на зарубежных. Сравнивали, спорили, но без энтузиазма, как-то вяло. Живее спорили о международных событиях, о преступных ошибках политиков, падении нравов, о разбитых дорогах, коррупции, о масштабах загрязнения всего и вся и т. д. и т. п. Три дня прошли в суетном однообразии осмотров, назначений и профилактических процедур. Вечером того же третьего дня мы сидели в большой комнате, отделённой от холла аркой с колоннами в греческом стиле, и смотрели новости. Из холла послышался шум; через арку было видно и хорошо слышно, как в холле спорили Банкир с Секретарём. Кто-то выключил звук телевизора и сделал им замечание. Спорщики умолкли. В полной тишине раздался стук каблучков, и в холл вошла женщина. Она остановилась и, подойдя ближе, стала в проёме арки. Одна из лампочек в люстре стала мигать, то погаснет, то снова засветится. Создалось напряжение ожидания; ждали, лампочка погаснет или же будет светиться.

Конец ознакомительного фрагмента.