Шрифт:
– Нас не горстка, – поправил Павел.
– Горстка, – упрямо не согласилась она, – и тем не менее вы бросили вызов самодержавию во имя будущего народа, который вас-то и знать не знает. И, несмотря ни на что, идёте вместе вперёд. Понимаешь, вместе. А Гордон – он виртуоз-одиночка. Ему не нужен никто.
– Ты, по-моему, сгущаешь краски, – отозвался Павел.
Какое-то время они шли молча.
– Прости, – заговорила Ирина, – просто я часто думаю о том, сколько судьбой отмерено нам быть вместе. Я ждала тебя, пока ты был в тюрьме. А что будет завтра? А вдруг эта прогулка окажется последней в нашей с тобой жизни?
Голос Ирины дрогнул. Павел осторожно сжал её руку.
– Родная моя! Да, никто не знает, что будет завтра. Но мы сами выбрали эту судьбу. И что бы ни случилось, знай: ты навсегда в моём сердце!
Ирина теснее прижалась к его плечу.
59. Катя и Гордон
Едва за последним боевиком захлопнулась дверь, как Катя оказалась в объятиях Гордона. Почувствовала, как задрожало его тело, и решила его подразнить:
– Это и есть особое поручение?
Но он уже ничего не слышал. Катя упиралась ладонями в его грудь, чувствуя, как колотится его сердце. Его дыхание стало шумным, прерывистым, и она застонала, как бы ослабевая и уступая, а потом механически отвечая на судорожные движения его тела, и думала: «Господи, когда же это закончится?»
Вдруг Гордон вскрикнул, резко изогнулся и обмяк, упав лицом ей на грудь. Катя ощутила давящую тяжесть его тела. Ей не хватало воздуха. Гордон был без сознания. Она даже не успела испугаться, собралась с силами, чтобы наконец освободиться. Но он уже поднял голову. Взгляд стал осмысленным. Гордон сполз с неё, прохрипев:
– Что это было?
Наконец вздохнув полной грудью, Катя ответила:
– Оргазм!
Гордон недоверчиво смотрел на неё. И не желая, чтобы он понял, что с ним было на самом деле, она польстила:
– Вашей неутомимости можно позавидовать!
…Потом, когда Гордон в изнеможении лежал на спине, закрыв глаза и восстанавливая дыхание, она проговорила:
– Гордон, вы ведёте себя как гимназист в момент своей первой близости с женщиной.
Он открыл глаза и приподнялся на локте, повернувшись к ней, проговорил удивлённо:
– Да-да, я с тобой действительно как гимназист со своей первой женщиной. Это удивительно. После всех своих женщин я думал, что такого со мной уже никогда не будет. И вот случилось. Стоит мне на секунду отвлечься от дел, я начинаю думать о тебе. И вновь тебя хочу.
Гордон потянулся к ней, но Катя мягко отстранилась:
– Подожди. Я устала. Ты утомил меня. Давай пока о делах.
– Хорошо.
Он согласился, откинулся на подушку, собираясь с мыслями, и Катя, глядя на него, видела, как он вновь превращается в холодного, стального Виртуоза.
– Всё осложнила эта дурацкая история с Вейцлером. Вся полиция поднята на ноги. За библиотекой следят круглосуточно. Приходить сюда Павлу и Ирине нельзя. Как и Солдатову. Мне выходить из квартиры тоже опасно. – Увидев удивлённый взгляд Кати, Гордон пояснил: – Моя фотография сейчас у каждого полицейского. Поэтому ты единственная, кто, не возбуждая подозрений, может связывать меня с Павлом и группой Солдатова…
Гордон подозрительно посмотрел на Катю, но её взгляд не выражал ничего, кроме напряжённого внимания.
Его слова Катю вдохновили и обрадовали. Быть связной под носом у полиции – это действительно будоражило нервы. А вдобавок по поручению самого Гордона бывать у Солдатова – придумать что-то более интересное было невозможно. Но ничем не выдав себя, она кивнула:
– Я справлюсь.
– Не сомневаюсь.
Катя увидела, как на её глазах стальной Виртуоз вновь превращается в Гордона-гимназиста.
– Может, останешься? – он взглянул на неё с мольбой. И Кате стоило больших усилий, чтобы в её голосе прозвучало сожаление.
– Я бы с удовольствием. Но завтра с самого утра у меня столько деловых встреч!.. Представляешь, в каком виде я буду после ночи с тобой!
Она чмокнула его в щёку.
– У нас ещё всё впереди!
В прихожей Гордон вдруг проговорил:
– Я тебя провожу.
«Этого ещё недоставало», – подумала Катя и, уже не зная, как от него отделаться, горячо запротестовала:
– Нет, нет, нет! Твоя же фотография – у каждого полицейского! А мне тут буквально два шага. Не волнуйся, пожалуйста!