Тогда я засуну свою гордость куда подальше и сделаю это.

В субботу я упаковала в свой рюкзак самое необходимое — считыватель электромагнитного поля, аудиомагнитофон для изучения феномена электронного голоса, камера, нож в ножнах для защиты и достаточное количество перекусов, чтобы мне хватило на весь поход. Я упаковала дополнительные батарейки, небольшую аптечку первой помощи и свое секретное оружие: гримуар.

Для хорошего спектакля требуется подходящая бутафория. Я приложила все усилия, чтобы изучить магические ритуалы в гримуаре, но онлайн-перевод был в лучшем случае корявым. Я собирала воедино обрывки информации, пока у меня не получилась правдоподобная цепочка слов. Ритуальная молитва, символы, которые я буду рисовать мелом на полу, и зажженные свечи создали бы идеальную жутковатую атмосферу.

Я собиралась записать инсценировку призыва в старой церкви. Это был абсолютно банальный кликбейт, но мне нужно было каким-то образом увеличить количество просмотров канала.

Моей обычной позицией было относиться к расследованиям серьезно и уважительно. Если там действительно присутствовали духи умерших, то я была там не для того, чтобы проявить к ним неуважение или разозлить их. Но, возможно, подразнить их было бы достаточно, чтобы привлечь больше просмотров.

Я все равно не думала, что из этого что-то получится. Я собрала воедино такую халтурную версию ритуалов, изложенных в гримуаре, что любые духовные существа, которые обратили бы на это внимание, наверняка просто закатили бы глаза. Но на всякий случай я опустила ключевую часть ритуала, к которому призывал гримуар: пролить свою собственную кровь, чтобы завершить призыв. Как бы драматично это ни выглядело, если я слегка порежусь и залью кровью весь пол, на самом деле я не пыталась вызвать демона.

Св. Таддеус находился почти в часе езды от центра Абелаума. Это было не то место, которое я могла бы просто найти на картах Google, поэтому я полагалась на указания, которые нашла на форуме «Городские Исследователи». Шикарный бизнес Абелаума и уютные домики исчезли, пока я ехала, превратившись в длинные сельские улицы с большими семейными домами, расположенными в стороне от дороги. Сосны выглядели так, словно вот-вот поглотят здесь все признаки цивилизации; их ветви обвивали дома, вырастая над ними, словно медленно заключая их в живую клетку. Тучи плыли над головой, с пятнистыми просветами, где я могла видеть пятна голубого неба и сияющий солнечный свет. Дождя еще не было, и я надеялась, что смогу закончить свое расследование до того, как начнется ливень. Мне не очень-то хотелось идти пешком под дождем.

Допивая свой второй баночный эспрессо, я добавила звук погромче, слушая «Лондон после полуночи». Предвкушение перед расследованием взбодрило меня даже больше, чем кофеин. Многие люди назвали бы меня глупой за то, что я в одиночку хожу по заброшенным местам — девушка, делающая что-либо в одиночку, неизбежно вызовет неодобрение. Но у меня был мой нож, и на цепочке для ключей висел перцовый баллончик. Я не собиралась позволять чьим-либо зацикливаниям на моей безопасности мешать мне жить.

Если честно, единственное, что заставило меня хоть немного задуматься — это размышления о предупреждении Леона в ту ночь, когда он подобрал меня на дороге. «Веди себя прилично, Рэйлинн. Или в следующий раз будут последствия», — я бы больше предпочла услышать это в постели. Меня это не испугало; я почувствовала странный трепет, осознав, что посещение этой старой церкви, вероятно, будет расценено в его представлении как плохое поведение.

Он мог бы навлечь последствия, если когда-нибудь узнает, что я сделала.

Дорога сузилась. Я не видела ни одного дома по меньшей мере минут двадцать, асфальт был изрыт колеями, желтая краска, разделяющая две полосы движения, выцвела до невидимости. Далекий залив, мой постоянный спутник на востоке в течение всей поездки, скрылся за деревьями. Музыка оборвалась, так как пропала связь.

Следуя указаниям, я быстро свернула на узкую грунтовую дорогу. Дорога явно не ремонтировалась, почва сменилась травой и гнилыми листьями. Низко свисающие ветви задевали крышу моей машины, и несколько случайных капель дождя усеяли лобовое стекло.

Дорога заканчивалась у металлических ворот. Ржавая табличка «ВХОД ВОСПРЕЩЕН» свисала с них на единственной оставшейся цепочке, и я остановила машину, заглушив двигатель. Судя по тому, что я читала, так оно и было. Дальше я бы не смогла проехать; отсюда до леса было двадцать минут ходьбы пешком.

Я собрала свои припасы, ещё раз проверила батарейки в фонарике и направилась к выходу. Тропинка, которую я нашла среди деревьев, была узкой и в значительной степени заросшей кустарником, но я ожидала гораздо худшего. Ветер раскачивал сосны над головой, и опавшие иголки делали каждый шаг мягким. Дождь пока прекратился, но я все равно чувствовала, как время от времени холодные капли падают мне на лицо.

На ходу я говорила в камеру, записывая предысторию для зрителей.

— В 1899 году сорок шахтеров спустились на подъемниках на самый нижний уровень печально известных серебряных рудников Абелаума — две недели спустя только трое из них выбрались живыми.

Это была та самая легенда, которую я впервые услышала в начальной школе, история, которую знал каждый ребенок в Абелауме. Трагедия 1899 года навсегда изменила Абелаум, приведя к внезапной остановке его бурно развивающейся горнодобывающей промышленности.

— В шахте произошёл массивный обвал, и нижние уровни быстро затопило, в результате чего шахтеры оказались в ловушке внутри. В последующие дни, ожидая спасения, мужчины выживали единственным доступным им способом: поедая мертвых, а позже — убивая и поедая живых.

Подойдя к развилке тропинки, я остановилась. Я знала, что мне нужно идти направо; тропинка слегка спускалась вниз, и за крутым поворотом я должна была найти поляну и собор. В центре развилки тропы стояло дерево, и я разглядела что-то, спрятанное среди веток и листьев, наваленных вокруг его корней. Я схватила его и вытащила деревянную табличку, потрескавшуюся от времени. На дереве сохранились призраки старых раскрашенных букв, гласивших: Центральная шахта Уайт Пайн, 1 миля.