Шрифт:
– Ваши выводы совершенно правильны, сэр, – ответил мистер Винсент, с удивлением рассматривая Холмса поверх пенсне. – Моя лошадь на пастбище, а в деревне не оказалось даже клячи. Так я смею просить вас, мистер Холмс, или, вернее, самым настоятельным образом требовать помощи моему несчастному клиенту мистеру Перси Лонгтону.
Холмс откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
– Боюсь, что я ничем не смогу помочь, – заявил он. – Доктор Уотсон уже сообщил мне основные факты, и они, пожалуй, неоспоримо доказывают вину Лонгтона. Кто ведет дело?
– Местная полиция связалась со Скотленд-Ярдом. К нам направили некоего инспектора Лестрейда… Боже мой! Мне кажется, мистер Холмс, у вас мучительный приступ ревматизма… Может быть, мне нужно было бы пояснить вам, – продолжал посетитель, – что я – старший компаньон юридической конторы «Винсент, Пибори и Винсент», в Форест-Роу, и Эддльтоны уже более пятидесяти лет доверяют нам ведение своих дел.
Холмс взял газету и, отметив ногтем статью, передал ее юристу, не говоря ни слова.
– Сообщение достаточно точное, – сказал грустно юрист, пробежав глазами газетный столбец. – Но здесь не сказано, что входная дверь оказалась незапертой, хотя сквайр говорил дворецкому Морстеду, что он ее закроет сам.
Холмс насторожился:
– Не заперта, говорите вы? Гм! Но это можно объяснить тем, что сквайр Эддльтон просто забыл это сделать. И все же в этом деле один или два пункта мне еще не совсем ясны.
– А именно, сэр?
– Убитый был в ночном белье?
– Нет, он был одет. В ночном белье был мистер Лонгтон. После обеда сквайр уехал из дома примерно на час.
– Часто ли совершал он такие прогулки верхом?
Мистер Винсент перестал приглаживать бакенбарды и бросил пытливый взгляд на Холмса.
– У сквайра не было такой привычки, – ответил он визгливо. – Но ведь он вернулся невредимым, и я не понимаю…
– Совершенно верно, – подтвердил Холмс. – Вы считали сквайра человеком богатым? Прошу ответить точно.
– Матайас Эддльтон был очень богатым. Около сорока лет тому назад он эмигрировал в Австралию. В семидесятых годах вернулся с большим состоянием, приобретенным на австралийских золотых приисках. После смерти своего старшего брата он унаследовал родовое имение в Фаулкс-Расе. К сожалению, я не могу утверждать, что его любили соседи. Это был очень замкнутый человек. Его боялись как мирового судью. Словом, он был жестокий, резкий, тяжелый человек.
– А мистер Перси Лонгтон был с дядей в хороших отношениях?
Минуту юрист колебался.
– Боюсь, что нет, – сказал он медленно. – Мистер Перси – сын покойной сестры сквайра. В Фаулкс-Расе он живет с детства. Сейчас управляет имением дяди. Он, конечно, является наследником всего майората, включая дом и часть земли. Лонгтон негодовал, когда дядя продавал фермы и участки. Вот это-то и явилось причиной враждебных отношений между ними. Хуже всего то, что именно в эту ночь его жены не было дома.
– Его жены?
– Да. Миссис Лонгтон – милая, очаровательная молодая женщина. Она осталась на ночь у друзей в Ист-Гринстеде и должна была вернуться сегодня утром. – Винсент помедлил. – Бедная маленькая Мэри, – закончил он тихо. – Какой ужасный сюрприз для нее! Сквайр убит, а ее муж обвинен в убийстве!
– Еще один, последний вопрос, – сказал Холмс. – Что говорит ваш клиент о событиях этой ночи?
– Его версия очень проста, мистер Холмс. Он утверждает, что за обедом сквайр объявил о намерении продать ферму в Чэдфорде, а когда Лонгтон стал говорить ему о нецелесообразности такой продажи и о большом ущербе, который она принесет имению, сквайр очень грубо ответил ему. Это и вызвало разговор на повышенных тонах. Потом сквайр приказал подать верховую лошадь и, не говоря ни слова, уехал из дома. Возвратившись, он потребовал бутылку портвейна и пригласил племянника. Спор возобновился. Но мистер Перси вскоре пожелал дяде спокойной ночи и удалился к себе в комнату. Он был возбужден и не мог уснуть. По его словам, он дважды садился на постели, ему казалось, что он слышит голос дяди из большого холла.
– Почему же он не пошел проверить это? – резко прервал Холмс.
– Я задал ему тот же вопрос. Он ответил, что дядя сильно пил, и поэтому Лонгтон предположил, что сквайр разговаривает сам с собой. Дворецкий Морстед показал, что это не раз случалось и прежде…
– Продолжайте, пожалуйста.
– Часы над конюшней только что пробили полночь, и Лонгтон стал понемногу засыпать. Вдруг раздался ужасный вопль. Соскочив с кровати, Лонгтон надел халат, схватил свечу и побежал в холл. Открыв дверь, он в ужасе отпрянул. Сквайр Эддльтон лежал в большой луже крови. Мистер Лонгтон бросился к дяде и увидел орудие убийства, топор палача. Лонгтон почувствовал слабость и тошноту. Сам не сознавая, что делает, он наклонился и поднял с пола топор. В этот момент Морстед и перепуганные горничные ворвались в холл. Такова версия моего несчастного клиента.