— Ответ тот же — любовь, — повторил Васкес — Ты ее любишь, считаешь лучшей женщиной на свете. Бесценным даром судьбы. Это так?

— Да, — согласился граф.

— И я считаю так же. Это словно удар молнии. Один взгляд — и понимаешь, что жить не можешь без нее. Кстати, помнишь, ты говорил мне, что всегда готов помочь, выполнить любую просьбу?

— Я не отказываюсь от своих слов, — сказал Риккардо и оперся рукой о стену, голова вдруг закружилась.

— Тогда отдай мне Патрицию. Откажись от нее, — попросил Васкес.

— Нет, черт возьми! — закричал Риккардо, ему захотелось ударить Альфонса. — Ты всегда зло шутил надо мной, когда мы играли вместе в детстве. И с годами твои шутки стали только злее. Я люблю Патрицию и никому, слышишь, никому ее не уступлю!

— А ты злопамятный, Риккардо, помнишь даже детские обиды. Но я тебе это прощаю, так же как и нарушенное слово, — дерзко улыбнулся Васкес — Ты ее никому не отдашь? Может быть. Но подумай, а захочет ли она быть рядом с тобой? Я в этом не уверен. — Альфонс рассмеялся и пошел назад, в шумящую толпу гостей герцога. — Риккардо, — он обернулся на пороге залы, — спокойней братец, спокойней, ты аж побелел от злости. Побереги здоровье.

Патриция в эти дни начала колебаться. Ей трудно было сохранить душевное равновесие, получая каждый день письма, адресованные «самой прекрасной девушке на свете» и подписанные: «Навеки преданный вам Альфонс».

Поэты, бывавшие в доме герцога, посвящали стихи именно ей, все до единого, она знала, что причиной этому золото Васкеса, но все равно было приятно. Она писала подруге:

«Анна, я не знаю, что со мной. Риккардо, он милый, добрый, иногда упрямый, но легко переубеждаемый. Он любит меня, но любовь его предсказуема, как домашний очаг. Альфонс — он дикое пламя. Не знаешь, что от него ожидать. То ли согреет, то ли обожжет. Его непредсказуемость в сочетании с жесткостью и уверенностью в себе мне импонирует. Но сейчас я в неудобном положении. Риккардо — мой жених. А ухаживания Васкеса с каждым днем все настойчивей и настойчивей. Боюсь разорваться. Хорошо, что мои отец и мать не знают, что сейчас делает их дочь. Они были бы в ужасе. Ведь я почти обручена. Так не может долго продолжаться. Риккардо уже на пределе, скоро выплеснет накопившиеся эмоции. Он пока сдерживает себя. Ведь Васкес — его ближайший и единственный родственник. Но я, к своему стыду, жду этого всплеска… Их ведь двое. А я одна…»

Риккардо тоже ждал развязки, и она наступила неожиданно быстро. Спустя четыре дня после откровенного разговора. В преддверии Большого Королевского Бала он вновь встретился лицом к лицу с Альфонсом.

В коридорах и залах лениво прогуливались и беседовали, потягивали вино и развлекали себя игрой в карты мужчины. Дамы еще готовились к балу, они ждали этого события сильнее, чем мужчины, застегивая последние пуговицы на нарядах, нанося на лицо остийские пудры и помады, зачастую контрабандные [24] , доводя свой облик до совершенства.

Де Вега скучал в одиночестве. Патриции еще не было. Карл и его молодая жена еще не приехали во дворец.

Опаздывают, подумал Риккардо и улыбнулся — Карл вчера хвастался ее горячим темпераментом, наверняка она его и задержала.

— Знаете, Марк, сегодня я намерен весь вечер и ночь танцевать с Патрицией и только с ней, — раздался рядом знакомый голос.

Риккардо обернулся. Мимо него проходил Васкес в сопровождении Марка де Мены и еще нескольких дворян, незнакомых ему. Молодой граф осознавал, что его провоцируют, но сдержаться не смог.

— Не стройте пустых планов, Васкес. Патриция танцует сегодня только со мной, — громко сказал он.

— Ах, это вы, де Вега. В приличном обществе подслушивать не принято, — показал зубы де Мена, но граф сделал вид, что не заметил его подначки.

— Не будьте так самоуверенны, дорогой Риккардо, — хищно улыбнулся Васкес, — Патриция сама выберет, кто будет ее кавалером.

— Она уже выбрала, и давно, — отрезал Риккардо.

— Когда-нибудь ваша самоуверенность вас погубит, уверяю, — повторил Васкес — И вы и я добиваемся ее благосклонности. Бессердечно будет заставлять Патрицию выбирать, если шансы равны. Да и общество наше жестоко по отношению к любви — Патрицию могут очернить, если она открыто выберет меня, — к сожалению, вы сумели добиться от ее родителей разрешения на брак, — Альфонс рассуждал витиевато, на публику.

Вокруг них уже собирались зеваки, привлеченные намечающимся скандалом.

— Не понимаю вас, — грубо перебил его де Вега, он не мог больше заставлять себя говорить вежливо.

— Мы сами решим наш спор, — перешел к сути вопроса Васкес, голос его стал жестким, в нем прорезалась сталь. — Дуэль! Кто победит, тот и танцует сегодня с прекрасной Патрицией.

— Нет, — отрезал де Вега.

Он хотел продолжить, аргументировать тем, что Васкес, его родственник, когда-то был другом и он не может поднять на него руку. Тем более что Патриция — его, Риккардо, невеста и он не собирается ее ни с кем делить. Если бы граф успел это сказать, он был бы прав, его поддержали бы ревнители обычаев и чести. Крик перебил его слова:

— Сеньоры, де Вега отказывается биться за свою даму! Сеньоры, позор! Он отказался от невесты! — вопил де Мена, привлекая внимание публики.

— Вы исказили мои слова, сеньор! — воскликнул Риккардо, но его опять никто не услышал. Друзья Васкеса дружно закричали:

— Не оправдывайся, трус!

— Долой его, здесь только настоящие кабальеро!

— Ничтожество!

— Бедная Патриция, как она будет огорчена, услышав ваши слова, — притворно сокрушился Альфонс.

— Я не отказывался биться за Патрицию, не отказывался от нее. Вы лжете! — вновь закричал де Вега, но его никто не слушал. Граф оглянулся — он оказался один среди равнодушных или злонастроенных лиц.