Менее чем за десять лет объем, распространение и влияние академических исследований счастья и связанных с ним тематик, как, например, субъективное благополучие, сильные стороны и добродетели, положительные эмоции, аутентичность, процветание, оптимизм и жизнеустойчивость, – увеличились в десять раз, охватив не только психологию, но и экономику, образование, терапию, здравоохранение, политику, криминологию, спортивную науку, защиту животных, дизайн, нейронауки, гуманитарные науки, менеджмент и бизнес24. Широкий успех позитивной психологии окончательно заглушил прежний скептицизм к научному изучению позитивного настроя и счастья. Были признаны достоверными и легитимными такие понятия как оптимизм, позитивное мышление, положительные эмоции, процветание и надежда, к которым обычно относились с подозрением как к продуктам принятия желаемого за действительное и шарлатанству в области самопомощи. Благодаря позитивной психологии этот скептицизм стал казаться банальным ретроградным негативизмом, который мешает ученым отыскать ясное понимание хорошей жизни и раскрытия человеческого потенциала. Так как экономический, организационный, терапевтический, образовательный и политический интерес к этой теме набирал обороты, а ее сторонники приобретали академический авторитет, социальную власть и культурное влияние, то постепенно все больше психологов и социологов, по убеждению или из соображений удобства, стали запрыгивать на подножку быстронесущегося поезда новой научной области о счастье.

Академики – не единственные, кто выигрывал от успеха и расширения этой области. Огромное количество неакадемических лжеспециалистов, пробивавших себе дорогу на терапевтическом рынке – и одновременно создающих и распространяющих терапевтический рынок на своем пути, – включая авторов руководств по самопомощи, коучей, ораторов-мотиваторов, тренеров по управлению и консультантов по обучению, также извлекли значительную выгоду. Формируя образ жизни и раскручивая эмоциональные, психологические чувства и габитус человека, все эти культурные посредники и «торговцы потребностями»25 были погружены в многочисленные терапевтические, медицинские, образовательные и организационные контексты 1980-х и 1990-х годов. Они занимались аутентичностью, духовностью, способностью человека к самосовершенствованию и властью разума над телом. Без полноценной и широкой базы знаний эти специалисты подкрепляли практику, обращаясь к полусырой, эклектичной смеси разнородных источников, начиная от психоанализа и религии и заканчивая бихевиоризмом, медициной, оккультизмом, нейронаукой, традиционной восточной мудростью и личным опытом.

В этом отношении, как отметила Барбара Эренрейх26, позитивная психология казалась этим профессионалам не менее свалившейся на них с небес, чем она казалась самому Селигману. Внезапно появившаяся наука о счастье предоставила общий набор систем и техник, которые, казалось, научно доказывали связь между позитивными мыслями, положительными эмоциями, саморазвитием, здоровьем и экономическим успехом. Идеи, уже популяризированные такими авторами, как Норман Винсент Пил с его книгой 1959 года «Сила позитивного мышления» и Дэниел Гоулман (ввел понятие «эмоциональный интеллект»), сначала были восприняты научным сообществом с неким холодом и даже критикой, но теперь перешли из кабинетов консультантов, с полок с пособиями по самопомощи, со страниц журналов о стиле жизни и научно-популярных книг в психотерапевтические клиники, научные издания, университетские кафедры и учебные программы. Внезапно ученые и специалисты заговорили на одном языке. Кроме того, позитивные психологи помогли этим профессиям избавиться от клейма несерьезных и авантюристских. Перспективные, общительные, веселые, здоровые, богатые и успешные теперь получили такое же право на внимание психолога и даже нуждались в нем, как и отчаявшиеся, одинокие, подавленные, больные, бедные и неудачники. При этом суть была в том, чтобы отвернуться от психического страдания. Все, без исключения, могут (и должны) воспользоваться услугами эксперта, который направит их на путь поиска лучшей части себя.

С самого начала позитивная психология установила мощную и выгодную связь с тем, что Элоиза Свон назвала «работниками личностного развития», то есть лжеспециалистами, которые уже были нацелены на здоровых людей и использовали «терапевтически обоснованные практики, чтобы помочь лучше работать, стать «лучшей версией себя» или устроить «лучшую жизнь»27. С одной стороны, эти работники были признаны после большого успеха и поддержки в области позитивной психологии. С другой – психологи в этой области выигрывали от распространения позитивных психологических учений этими специалистами: они привнесли эти учения практически в любую сферу повседневной жизни: брак, секс, питание, работу, образование, межличностные отношения, сон, зависимости и так далее. Действительно, хотя позитивные психологи постоянно обращались к враждебной риторике жесткой, позитивной науки в попытке провести четкую границу между «экспертами» и неэкспертами – например, сам Селигман подчеркивал, что «в противоположность от популярной психологии и основной массы самосовершенствования, мои труды вызывают доверие благодаря лежащей в их основе науке»28, – это различие оставалось по большей части благочестивым желанием.

Вскоре позитивные психологи уступили таким прибыльным направлениям, как коучинг – возможно, потому что они отлично знали, что один только коучинговый бизнес представляет собой индустрию, которая приносит 2,356 миллиарда долларов в год по всему миру, согласно данным Международной федерации коучинга (IFC)29. Уже в 2004 и 2005 годах в публикациях позитивных психологов можно было встретить такие заголовки, как «К позитивной психологии коучинга руководителей» и «Позитивная психология и психология коучинга: перспективы интеграции». В 2007 году сам Селигман написал работу «Коучинг и позитивная психология», где отметил, что «коучинг – это практика в поисках опоры, точнее, двух опор: научной, основанной на доказательствах, и теоретической. Новая дисциплина позитивной психологии, на мой взгляд, обеспечивает обе эти опоры»30. В 2011 году он продолжил настаивать, что позитивная психология должна стать областью, ответственной за предоставление коучам «соответствующих компетенций для того, чтобы работать коучем»31. Поэтому неудивительно, что в последней и, возможно, самой влиятельной на сегодняшний день книге о счастье «Путь к процветанию: новое понимание счастья и благополучия» Селигман заимствует с самого начала книги характерный тон авторов, пишущих о коучинге и самопомощи:

Со временем основополагающий манифест позитивной психологии предложил беспроигрышную сделку для психологов. Исследование счастья вдохнуло новую жизнь в дисциплину, которая находилась в вечном поиске объекта изучения и постоянно нуждалась в концептуальном переосмыслении, чтобы поддерживать свой социальный статус, продолжать привлекать средства и оставаться модной. Более того, эта область окончательно размыла тонкую, хрупкую грань, которая отделяла основную психологию от ее коммерческого и профессионального аналога. Позитивные психологи заимствовали влиятельную, хотя и разрозненную деятельность специалистов по личностному развитию в той же мере, в какой эти специалисты заимствовали научный язык позитивных психологов. Больше не существовало причин стыдиться тесной связи психологии с рынком лжеуслуг и товаров, обещающих ключи к счастью и самореализации: позитивная психология взяла на себя задачу отличать пустые сплетни о человеческом счастье от доказанных утверждений, которые можно смело продавать как научные и легитимные советы. Кроме того, позитивная психология предоставила психологам новую перспективную карьерную стратегию, а также новый рынок для семинаров, тренингов, организационных советов, полуакадемических книг и т. д. К тому же она сделала привлекательной необходимость готовить тонны публикаций, которые открывали новые возможности выживания и даже процветания в академической культуре «публикуйся или умри», особенно для молодых ученых.

Позитивная психология преуспела в академической психологии по крайней мере потому, что она предложила расширение дисциплины без теоретических, внутренних трений с другими направлениями научной мысли. В этом плане Селигман предложил не столько новый психологический подход, сколько новое позитивное отношение, которое вывело фундаментальную и прикладную психологию из стагнации и сосредоточило внимание ученых и специалистов на неосвоенном рынке здоровых, нормальных людей. Вероятно, Селигман не хотел повторять историю психологии и спорить, какая из теоретических основ внутри дисциплины сильнее всех. В отличие от гуманистической психологии несколько десятилетий назад, уступившей бихевиоризму и когнитивной терапии, предложение Селигмана не ставило задачей враждовать с каким-либо устоявшимся направлением в психологии. Вместо этого он стремился обратить как можно больше психологов в новую позитивную веру, и его манифест был в меру расплывчатым и разноплановым и оставлял достаточно места для всех желающих присоединиться и внести вклад, независимо от научного психологического прошлого. Таким образом, «интеллектуальный зоопарк» психологии, если воспользоваться резкой характеристикой этой дисциплины, данной Джорджем Миллером33, мог расширяться без внутренней конкуренции.