Впрочем, а почему бы не попробовать зайти в Чертоги через самое простое зеркало? Вон, на противоположной стене как раз такое и висит. Здоровенное. И рожа там чья-то перекошенная. Нет, не моя. И рукой машет, к себе зовет.

Встав с места, подошел к зеркалу и помахал в ответ своему (опять забыл — какого уровня дедушка?), но неважно. Меня звал император Николай Павлович.

Сквозь зеркало (нашенское, изготовлено лет десять назад, не больше) я прошел так, как проходил сквозь старинные стекла.

В Чертогах (до сих пор не знаю, что за чертоги) на этот раз все напоминало судилище. Мои венценосные предки, именуемые Великими — Екатерина и Петр сидели в креслах, Николай Павлович хмуро стоял, а перед ними на коленях стоял некто курносый, слегка растрепанный, в ботфортах, на которых умостилась тощая задница. Это кто тут у нас? А, так это Павел! Несчастный император, не то задушенный шарфом, не то убитый табакеркой ударом в висок.

Я огляделся. Для меня ни кресла, ни стула опять не предусмотрели. Ишь, старшее поколение, никакого уважения к молодежи. Да, а показалось или нет, что за колыхавшейся шторой кто-то стоит? Так и есть — там притаился человек в долгополом кафтане, меховой шапке и с бородой. А ведь Иоанн Грозный мне в чертогах не являлся, а лишь во сне.

Я поклонился вначале своей пра-пра-пра-бабушке — все-таки женщина, а остальными поздоровался кивком, как с равными. Понимаю, что по масштабам содеянного, по сравнению с предками меня еще ни в грош нельзя ставить, но все равно, я император, и за мной Россия двадцатого века, которая ведет войну.

— И в чем провинился Павел Петрович? — поинтересовался я.

— Пусть сам и расскажет, — повел подбородком Петр Алексеевич.

— Неправильно это, — пробубнил Павел. — Почему вы меня на колени поставили, словно крестьянина?

— А ты, сынок, хуже крестьянина, — вздохнула Екатерина. — Ни один крестьянин для своего рода такого бы не сделал.

— Может, пусть Павел Петрович встанет? — предложил я. — Негоже, чтобы государь всея Руси перед кем-то на коленях стоял.

— Да, бабушка, может и впрямь? Зачем ему на коленках-то стоять? — вступился за отца Николай Первый.

— Постоит, — отрезала императрица.

— Так что натворил-то? — напомнил я.

— Н-ну, Пашенька, расскажи своему праправнуку, что натворил? — ласково попросил Петр Великий. Но от такой «ласковости» мороз пройдет по коже.

— Не праправнук он мне, — глухо сообщил Павел. — Кукушонок он, в Романовское гнездо подкинутый. А престол Романовых только кровные наши потомки должны наследовать.

Екатерина заулыбалась, Николай Павлович слегка закашлялся. Ишь, Павел-то, о котором говаривали, что он не сын императора Петра, а Салтыкова или еще кого-то, радеет за чистоту крови! Нонсенс.

— Павел, речь сейчас не о том. Александр Борисович признан законным императором, а уж нам, кто на земле мертвыми считаются, совсем негоже в земные дела встревать. А ты все правила нарушил, — укорил потомка Петр Первый.

— Да по башке ему по пустой надо дать, вот и все! — вступил в разговор Иван Грозный, выйдя из-за портьеры. Потрясая посохом, царь сказал: — Кто-нибудь может сказать, что я после смерти в ваши дела вмешивался? Никогда нельзя в мирские дела соваться! Уж как мне горестно было, когда самозванец себя за моего сына выдавал, так я и то не лез. А ты, кобель драный, что сотворил? Людишек слабых на мятеж подбивал, разве это дело?

— Так что Павел-то сотворил? — спросил я, теряя терпение.

У меня и вне Зазеркалья дел хватает, а тут разборки. Вообще-то, несмотря на пристрастное отношение и современников и потомков к Павлу Петровичу, он был не самым плохим царем. Вон, срок солдатской службы скостил с пожизненного до двадцати пяти лет, запретил пороть священнослужителей. Правда, за четыре года правления понаделал крепостных крестьян больше, нежели его матушка за тридцать…

— Ладно, каюсь. Явился я людям и сообщил, что раз есть сомнения в законности монарха, то следует свергнуть всю династию, а потом новую утвердить.

Павел произнес эти слова тоном, каким говорит подросток — «ну, извиняюсь. И чё еще-то надо?».

— Батюшка, а зачем Зимний дворец-то жгли? — вмешался Николай Павлович. — Я же его строил, сколько трудов вложил! А денег?!

— Если династия отстранена, зачем ей старые дворцы? — парировал Павел. — Новый государь новые дворцы новые выстроит, лучше прежнего. А вот корона нужна была старая, последнего императора. Чтобы подчеркнуть преемственность.

— А к кому вы являлись-то? — поинтересовался я. — Имена и фамилии назовете?

— Это вы уж сами ищите, — усмехнулся Павел. — Я с себя ответственности не снимаю, но и простых людишек выдавать не буду.

— А зеркала зачем было бить? — поинтересовался я.

— И что зеркала? Зеркала они били, чтобы никто из нашего мира в ваш не вышел. Испугались, что я сам захочу императором стать.

— Александр, главное ты узнал, — поднялся со своего места Петр Великий. — Смутил твой народ твой же предок, вот что тебе нужно знать. А тех, кто за ним пошел, твоя полиция разыщет, она сможет. А теперь ступай, пора тебе.