Шрифт:
– Кто тебе заплатил? – мрачно спросил Марк.
– Одна баба. Подъехала на крутом «Мерсе». Меня как раз на шоссе высадили. Говорит: «Хочешь пятьсот баксов заработать?» Кто же не хочет? Она и сказала мол, так и так… Дала эти шмотки… Ребята! – отчаянно воскликнула девушка, встряхнув париком, – Ну отпустите меня, в самом деле. Я вам всю правду рассказала! Каждый, как может, на жизнь зарабатывает!
– Подожди, – проговорил Марк. Его лицо посерело. Губы казались каменными. Он опустил телефон на пол, вышел в комнату и вернулся с глянцевым журналом, «Вог» который держал за уголок, словно ядовитого скорпиона. – Эта? – спросил он хриплым полушепотом, показывая обложку.
Девушка выхватила журнал, впилась глазами в фото элегантной дамы, улыбавшейся обаятельно и величественно.
– Похожа… Правда, у той бабы очки были темные и шляпа…
– Что это? – сказала Анна. – Дай сюда.
Рука, сжимавшая пистолет, дрогнув, опустилась. Девушка у двери в то мгновенье перестала для Анны существовать.
– Уходи, – тихо вымолвил Марк.
– Вы меня отпускаете? – Проститутка не верила в свою удачу.
– Уходи, – проговорил Марк, глядя куда-то вбок. – И деньги свои забирай. Он еще не успел закончить фразы, как девица испарилась, точно и впрямь была фантомом. Деньги остались лежать на тумбочке возле разбитого телефонного аппарата.
– Ну, здорово, – сказал Марк и сел прямо на пол.
Рядом по стенке сползла Анна, зажав между коленками глянцевый «Вог».
– Что?
– Она, – Марк криво усмехнулся. – Георгий Аркадьевич предупреждал… она не успокоится, пока снова меня не упрячет.
– Кто?
– Мадам Ротшильд. Или как ее там… Шурка. Сестра Марианны.
– Ты ее знал?
– Конечно. Глупо было надеяться, что все улеглось. Есть вещи, которые не прощаются. Наверно, она имеет полное право так поступать. Но мне-то как быть?
– Послушай, может, эта девица все придумала? – Анна внимательно всматривалась в серые немигающие глаза «Женщины года». – Она богата. Хороша собой. Имеет положение. Прошло двадцать лет…
– Двадцать один.
– Тем более. Я не верю, что можно опуститься до подобной низости: нанять уличную шлюху, чтобы травить человека.
– Я для нее не человек. Но я отсидел бы еще год за то, чтобы ты оказалась права…
Анна закрыла глаза, прислонившись к стене. Тени длинных мохнатых ресниц заботливо укрыли впалые щеки.
– Бедная девочка, – с грустной нежностью проговорил Марк, коснувшись кончиком мизинца ее волос. – Ты устала. Такая юная и такая храбрая… И добрая. Удивительная… Наверно, таких больше нет. Знаешь, твой парень… Он полный идиот, если не видел этого. Когда-нибудь он поймет, что потерял.
– Поцелуй меня, – тихо, не открывая глаз, попросила Анна.
– Что?!
– Поцелуй меня…
Ее ресницы вздрагивали, как пламя свечи на легком ветру. Не в силах отвести взгляда от спелой мякоти персиковых губ, он с трепетным ужасом ощутил, как огонь, дремавший в нем столько лет, что, казалось, угас навсегда, медленно разгорается в грозное всепоглощающее пламя…
– Нет…
– Почему? – она открыла глаза. В расширенных зрачках притаился немой укор.
– Я не могу.
– Из-за Марианны?
– Нет. Из-за себя.
– Ты боишься.
– Давай попробуем поспать оставшиеся несколько часов, – сказал он, поднимаясь, зная, что, на деле, ему необходим сейчас ледяной душ.
Девушка Оля, оглянувшись несколько раз и убедившись, что ее никто не нагоняет, перешла с полубега на шаг. Светало. Из-за дальнего леса показалась плешивая солнечная макушка. Девица добрела до автобусной остановки, уселась на скамейку. Из кустов с сопением вылез местный бомж, почесавшись, спросил: «Выпить есть?». Оля послала его подальше, и обитатель обочины, заматерившись, уполз обратно. Оля перевела дух, закурила «LM», затыренный у одного водилы. «Жмот поганый. Всю ночь ее трахал, а кинул две десятки, словно какой бомжихе. Сволочь. Ну, ничего. С этой-то мерседесно-журнальной засранки она срубит по полной программе. Розыгрыш, твою мать! Знала б – ни за какие бабки не связалась. Мужик какой-то недоделанный, а та страшненькая пигалица и вовсе с приветом. Такие шлепнут за милую душу, не спросив фамилии. А тело – в болотце. Поминая, как звали Ольгу Сафонову со Ставрополья. Кто ее будет искать? Предки-алконавты? Они только одно ищут: то, что льется и горит. Интересно, на хрена всё это той бабе? И кто такая Марианна? Хорошо, задаток дала». – Оля сокрушенно вздохнула, вспомнив о двухстах баксах, оставленных в том дурдоме. Теперь, в утреннем свете, все выглядело не таким страшным. «Надо было забрать. А парик-то ничего. Натуральный. Может, выпросить у той богатой мерседесной сучки? Она себе еще купит. Мужикам нравятся блондинки».
Девушка надела светлые локоны, посмотрелась в огрызок остановочного стекла, осталась довольна. «И платье тоже нехилое. Лейблочки на нем явно не турецко-китайские. Небось, на оставшиеся триста зеленых и потянет. Может, ну ее, ту бабу? Сделать ноги? В таком прикиде можно побольше забатрачить…»
Скрежет тормозов и рев восточных напевов прервал ее раздумья. Из огромного «Джипаря» вылезли горячие кавказские ребята, судя по мутноватым глазам и блуждающим улыбкам, слегка «под кайфом».
– Вах, какой дэвущка, блондынка и адын. Нэпорядок. Паэхалы с намы.
Но Оля, покачав головой, сделала шаг назад. Ее вовсе не обрадовала эта компания. Всегда старалась избегать подобной клиентуры. Вот так одна девочка села, а после не то, что работать – передвигаться с трудом могла. Все лицо ей порезали к тому же. Так и опустилась. У трех вокзалов теперь «дает» местным алкашам за стакан бормотухи…
– Я не могу, – Оля выдавила дежурную улыбку, – критические дни.
– Сэйчас у всэх крытичэскиэ дны…
Двое джигитов направились к ней. Девушка бросилась бежать, но, споткнувшись, ткнулась ладонями в жухлую придорожную траву. Сильные мужские руки подхватили ее, сдавили горло и, как тряпичную куклу, поволокли в машину. Девушка пыталась отчаянно сопротивляться, но последовал тупой короткий удар поддых, и серое небо заволокло бордовыми облаками…