— Камни! Смола! Кипяток! — ревел Стоян. — Чего спим, в такую вас мать?

— Качай! — раздалась команда под крышей, и в ворота содрогнулись от сильного удара. — Хха! Хха! Хха!

— Так и разобьют ворота, командир, — вопросительно посмотрел на Стояна сотник. — А нас тут пять сотен всего.

Укрытая мокрыми кожами черепаха защищала франков и от смолы, и от потоков кипятка. А камни, сброшенные сверху, просто скатывались вниз. Таран был построен на удивление надежно.

Бум! Бум! Бум! Бум! Бум!

Таран работал без остановки уже насколько часов, и уставшие воины сменялись свежими. Множество их гибло на подходе, сраженные камнями и стрелами. То и дело выстрел баллисты бросал какого-нибудь франка наземь, словно изломанную куклу, но их было много, а они все равно шли. Франки презирали трусов.

Из-под крыши черепахи раздались удары топоров. Видно, таран проломил, наконец, крепкое дерево ворот, и теперь франки расширяли дыру. Впрочем, им пришлось пожалеть об этом. В пролом ворот густо полетели стрелы.

— Бей сильнее! — заорали снизу.

— Конец воротам! — неверяще сказал сотник. — А говорили, франки не умеют города брать. Ты только посмотри!

— Значит, научились, — хмуро сказал Стоян. — Работаем, как князь говорил. План Б.

Внизу ощутимо захрустели доски ворот, а франки стояли в двух сотнях шагов и ждали приказа. Они не хотели ловить случайные стрелы, но ворваться в город, по крышу набитый серебром и золотом, тут мечтал каждый. Они были наслышаны про богатства Новгорода.

— А-а-а-а!!! — франки восторженно заорали, потрясая оружием.

Дерево ворот все-таки не выдержало ударов тараном. Смешной носатый ромей, над которым потешались в лагере, все-таки не зря ел свой хлеб. Франки, укрывшись щитами, пошли вперед. И даже камни, которые сбивали с ног их товарищей, не могли остановить эту волну. Ведь впереди воинов ждала богатая добыча, вино, еда и бабы. Именно в такой последовательности.

Проход в разбитых тараном воротах франки расширили топорами, а потом сбросили тяжеленный запорный брус, распахнув изуродованные створки. Словене били их копьями и стрелами, но все уже было предрешено. Это рубеж защитникам города не удержать, и они отступят, а воинам короля Дагоберта придется познакомиться с новшеством, которого этот мир еще не видел. А если и видел когда-то, то прочно забыл. Новшество это называлось захаб. Длинный каменный коридор шириной в двадцать шагов начинался у главных ворот, поворачивал налево и упирался еще в одни ворота, не менее крепкие, чем первые. Только разбить их теперь не получится, потому что смерть будет лететь уже с двух сторон, превращая каменный мешок в кладбище.

Захаб был сложен за лето и осень, как раз тогда, когда после Большого Торга в Новгород перестали пускать купцов из Галлии. Среди этих купцов каждый второй шпионил для короля Дагоберта, и с этим нужно было просто смириться. Сам торг находился в достаточном отдалении, а в Белый город посторонним ходу не было. Слухи, конечно, неслись, но понять, что это такое, никто из многочисленных лазутчиков так и не смог. На это и был весь расчет.

План Б, скрупулезно разработанный князем и командующим Деметрием, сработал. Франки с ревом вломились в каменный мешок, предвкушая резню и грабеж, но не тут-то было. Около тысячи человек набились в узкий рукав захаба, потрясая оружием, после чего на городских воротах с грохотом упала вниз железная решетка, прибивая острыми зубьями к земле тех, кому не посчастливилось попасть внутрь. Или наоборот, все счастливцы остались снаружи, и теперь с ужасом смотрели на своих собратьев, попавших в подлую западню.

Со стен на франков обрушился ливень стрел. Мечущиеся в ужасе люди сбивали друг друга с ног, и топтали своих же товарищей. Щиты больше не могли никого спасти, ведь стрелы били со всех сторон, деловито, аккуратно и точно. Так, словно словенские воины делали какую-то работу, скучную, но нужную. А гибнущие франки ничего не могли им сделать в ответ. Это было форменное избиение, почти что казнь. Не прошло и получаса, как пространство между ворот оказалось по пояс завалено мертвыми телами и стонущими ранеными, а княжеские воины в немалом изумлении смотрели на дело рук своих. Они себе такого и представить не могли.

— Куда же мы их всех денем, боярин? — выразил общую мысль сотник Милан, а Стоян растерянно посмотрел на него в ответ. Об этом в плане князя ничего сказано не было.

— Может, все-таки перемирие объявим? — почесал он голову. — Вдруг заберут своих-то? Клятву на мече дадим, что стрелять не станем.

— Мертвых забирать не будем, — решительно сказал Дагоберт, лихорадочно поблескивая воспаленными глазами. С того штурма прошло уже два дня, и он не спал ни минуты, проводя время в одиночестве. К нему и не пускали никого. Король беспробудно пил и бил морды слугам. И вот теперь он немного пришел в себя.

— Пусть у них там моровая язва начнется.

После такого удара король словно постарел лет на десять. Молодой, пышущий здоровьем мужчина осунулся, а около углов рта залегли горькие складки. Он крепился изо всех сил, кожей ощущая недобрые взгляды своих воинов. Король у франков — это вождь. А если он потерял воинскую удачу, значит, неугоден такой вождь старым богам. Так думали многие, даже те, кто регулярно ходил в церковь. Это было впитано с молоком матери, и лишь столетия веры в божественность власти длинноволосых королей еще удерживали воинов от бунта.