Шрифт:
Мама встречает уже налитой чашкой и цокает, качая головой, видя, что я без тапок. Не люблю их с самого детства. Быстро целую её в щёку пробегая к табуретке. Обхватываю горячую чашку пальцами, завёрнутыми наполовину кофтой, так теплее. И жмурюсь от счастья съедая целую ложку мёда, щедро зачерпанную из банки. Это как вернуться в безмятежное детство, где нет проблем, обязательств, бед. Есть школа, мама, папа и все счастливы. И пусть не бегала на дискотеки и меня мало куда выпускали, но я всё равно считаю, что детство меня было счастливым, не без изъянов, куда без них, но всё же.
Мы болтаем ни о чём и обо всём на свете, беззастенчиво подъедая салаты, оставшиеся с новогоднего стола. Я смеюсь почти в голос, когда мама рассказывает о тонкостях своих трудовых будней преподнося весь рассказ как комедию с пудом человеческого безрассудства и жадности. Смеюсь так, что отец встаёт и ворчит на нас, но смирившись уходит дальше спать.
Мне так тепло и хорошо сидя на кухне и держа в руках третью чашку чая похожего на воду, потому что по привычке пакетик использую несколько раз что, вмиг становясь грустными мамины глаза и её тихий вопрос звучит как очередной взрыв в тишине и безмятежности:
– Может быть останешься ещё на чуть-чуть?
Сердце облилось кровью. Я трусливо прячу глаза, потому что больше всего на свете хочу остаться и правда всем грузом ложиться поверх головы. Правильная девочка всё рассказывает маме, но я уже не правильная. Прости мама, так хочу остаться, но не могу.
Как не могу ничего рассказать, это разобьёт твоё доверие ко мне навсегда, а им я дорожу. И вот она правда, вру я только для того, чтобы ты продолжала мне доверять. Ненавижу себя за это, но вру дальше.
– Не могу…
Мама тяжело вздыхает. В её грустных, но умных глазах я вижу, как она мне потворствует. Материнское сердце всё чувствует. Мне не хочется думать, о чём она догадывается, я боюсь этого. Пусть всё будет вот так, как есть.
А перед глазами как калейдоскоп проносятся все три дня моего нахождения здесь. То, как резали салаты, как чокались фужерами под бой курантов, как молча загадывали желание, а потом пошли во двор смотреть салюты греясь с мамой друг об друга, а отец патриотично продвигал напутственную речь.
Миллион улыбок, куча разных и бессмысленных картинок в чатах, сотни слов поздравлений и вкус мандаринов.
Пшик и закончилось моё тихое счастье и уединение.
Я сюда сбежала. Я здесь пряталась как в ракушке от всего мира. Я тут жила как раньше, как в то самое время, когда в моей жизни не было ни одного мужика, желающего перекроить мою жизнь под свои мерки.
Теплые руки на плечах, едва не вздрагиваю, когда мама обнимает со спины прижимая к себе. Хочу расплакаться и заорать в голос. Последнее время я сама себя пугаю.
– Устала?
Киваю, а после трусливо сбегаю в комнату, якобы спать. Но вместо сна смотрю сквозь темноту на стену, которая раньше была извешена постерами с артистами. Сейчас просто обои, раньше тут наблюдалась цветная вакханалия. Жаль, что нельзя так же, просто наклеил сверху чистый красивый пласт и можно начать с самого чистого и белого листа.
Я ощущаю себя жертвой, подавленной и пережившей насилие. Пожалуй, нужно сказать спасибо, насилия физического так и не случилось.
Маме не расскажешь о том, что я устроила осенью и то, что я делаю сейчас. Вот как она будет смотреть на меня дальше? Про отца и думать страшно. Вроде бы большая девочка, а трушу как школьница.
Детский страх всплывает в памяти. Кутаясь в одеяло, я вспомнила его слова:
– Такая дочь мне не нужна, уходи отсюда.
И мама, стоявшая в дверном проходе и не смотрящая в мои глаза. И липкий страх проходящей по коже раз за разом.
Я думала меня выгонят… Я в это поверила и так испугалась.
Тогда меня воспитывали и поучали, вот такими давящими на психику методами. А сейчас я уже вроде бы как «учёная» и мне взрослой, страшно как той маленькой которую выгоняли из дома самые родные люди. Внутренняя обида на маму так и осталась, она же могла закончить агонию, она же могла! Но предпочла заниматься попустительством, слепо следуя велению отца. Ведь она знала, что он этого не сделает! Но продолжила…
Это тяжело понять. Это скелет в шкафу и это боль. Моя боль и я её живу, с оглядкой назад, каждый раз боясь оступиться, боясь сделать ни так и в конечном итоге я боюсь, что когда-то меня выгонят. В прошлый раз мне было очень мало лет и это был наговор злых языков, сейчас я большая и всё что случилось в моей жизни, чистейшая правда.
Есть куда идти, чем заниматься тоже есть, но этот страх… Липкий, жуткий, преследующий.
Зажмуриваю глаза прогоняя все воспоминания, мне нужен балласт тянущий обратно, иначе захлебнусь в агонии совсем одна. И я лучше обману себя ещё раз, чем откажусь от этого.