Шрифт:
«Господи, да что ж это за наказание!»
Вот она, нужная развязка. Съехав, наконец, с заколдованного круга дороги, Дмитрий, безбожно подрезая и сигналя где можно и где нельзя, примчался к больнице. Сердце дрогнуло, заколотившись даже в носу. У ворот стояла серебристая Ленина «Вольво». Большие часы показали «семь».
– Посещение закончено, – пытался остановить внизу охранник, но, взглянув в его лицо, тактично посторонился. Вид у Дмитрия и впрямь был безумный. В одноместной послеоперационной палате на кровати дремала девушка. Ей здорово досталось – голова и грудь перебинтованы, обе ноги – на вытяжке. Рядом читала книгу утомленная пожилая женщина, которая тотчас встрепенулась, когда приоткрылась дверь.
– Лена? Такая тоненькая блондинка?
– Была. Ушла. Около часа назад…
На подламывающихся ногах Дмитрий вышел из палаты и сел прямо на больничный пол. Перед глазами поплыл розовый туман.
– Вам плохо? – кто-то тряс его за плечо.
– Да, – сказал Дмитрий, – мне плохо…
– Ну и жара! – сказал, отдуваясь, Фролов.
– А ты рубаху-то сыми. Тут все свои.
– И то верно… – он стащил с себя джинсовую рубашку, повесил на стул. В кармане лежал молчаливый пейджер.
В комнате стоял шум, гам, дым коромыслом.
– Жениться-то снова не думаешь? – спросил Костя, поправив дымчатые очки, прикрывавшие искалеченное лицо.
– Нет, – сморщился Фролов, – спасибо, нажился. От того раза никак не отойду. «Деньги, деньги, давай, мало, мало…» – его стиснутые зубы скрипнули. На шее заходили желваки. – А мне до сих пор по ночам тела ребят изувеченные снятся… Мать говорит, ору иногда. Какая, к чертям, женитьба?
– Ты прав, Юрка, – пьяно всхлипнул Костя, – никому мы не нужны. Ты-то, правда, вон какой красавчик. Ван Дам. На ночь себе всегда найдешь, если захочешь… Это вот я… Потерянные мы люди, Юрка. Лишние. Я тут от нечего делать книжки стал читать… Были такие после первой мировой. Так их и звали – потерянное поколение. Вот и мы такие. Только про нас книг не пишут. Что про нас писать?
Вот про бандитов – золото, бриллианты, ванны с шампанским, самолеты к подъезду – это да. Интересно! А мы… 300 рублей в месяц инвалидных – нам цена…
– Скажи, Юрка, – он, как часто делают пьяные люди, резко изменил тему, – ну неужто ни одна краля тебя не зацепила? Ни разу?
Фролов опустил глаза.
«Женщина с остановившимся взглядом, судорожно цеплявшаяся за сигарету как за самое верное и устойчивое, что у нее осталось в жизни…
Голос срывающийся, низки: «Вам казалось, что Вы тоже мертвы?»
– Пойду я, отлучусь на минуту, – сказал Фролов, поднимаясь из-за стола.
– Это дело святое. Прямо по коридору.
– Помню…
Фролов вышел. В этот момент в кармане его рубашки требовательно запищал пейджер. Но его позывные потонули в шуме разговора, звуках музыки.
– Девушка! Для абонента 81866: «Фролов! Лена пропала. Не знаю, что делать. Позвони мне на сотовый. Адвокат.»
Но телефон не звонил. Дмитрий лихорадочно набирал в отделение. Дежуривший Соломатин, выслушав его сбивчивый рассказ, помолчал, а после напомнил, что Веденеева не должна уезжать из города. В противном случае…
– Вы разыскиваете Николая Португала? – заорал Дмитрий.
– Какого еще Португала? Фролов? Вот с ним и разбирайтесь. Найдем, раз розыск официально объявлен.
– Да пошел ты… – пробурчал Соломатин, вешая рубку и возвращаясь к компьютерной «стрелялке».
– Где ты?! – закричал на всю улицу Дмитрий, пиная колесо серой «Вольво». – Лена, где ты, где-е?!
Ник включил музыку. Медленную. Эротическую. Зажег свечи. Достал из ведерка со льдом бутылку «Моэ энд Шандон».
– Твое любимое… Угадал? Я много знаю о тебе, Лена…
Его рука с тонкими длинными холеными пальцами коснулась ее запястья. Она вздрогнула, как от прикосновения ядовитой змеи. Но тотчас взяла себя в руки, растянула губы в улыбке. «Хорошо, что на них помада. И не видно, что на самом деле они бело-голубые от ужаса…»
– Ты прав, Ник. Мне, действительно, нравятся решительные мужчины. Просто это настолько неожиданно…
– В самом деле? Я рад… – подозрительная злоба постепенно сменялась благодушием, – в таком случае, выпьем за нас.
Ник поднял бокал. Лена поднесла к губам свой. Сделала глоток.
– Конфеты…
Она надкусила одну, с трудом проглотила, не разобрав вкуса. К горлу подкатила предательская дурнота. Ни желудок, ни сознание не желали принимать абсурда происходящего. Но острый скальпель, в мерцающем лезвии которого плясало отражение хрусталя и цвета запекшейся крови роз, лежа, как цепной пес, около правой руки Ника, зорко наблюдал за своей пленницей.
– А я уж подумал, что ты увлеклась этим жалким адвокатишкой…