Первая фигура кивнула на это. Мол, правильно сделал.

— Скажу, странный это человек, товарищ политрук. Вроде бы, обычный — две руки, две ноги, голова с ушами и глазами. А присмотришься внимательнее, чужой совсем. В простых вещах теряется, как в трех соснах, — голос на ненадолго прерывался, но почти сразу же начинал звучать снова. — Я ведь его про пионерию и революцию спрашивал. А тот в ответ только глазами хлопает, как будто и не слышал вовсе такое.

Говорил с искреннем удивлением. Чувствовалось, что поверить не мог, что кто-то сейчас ничего не знал про советскую пионерскую организацию и Великую Октябрьскую революцию. Ведь, даже буржуи за морем слышали.

— А когда я его про товарища Сталина спросил… — казалось, говоривший задохнулся. Голос упал до шепота, стал едва слышен. — То он засмеялся. И сам спросил, а не мой ли это родственник.

Второй человек, что сидел на бревне до этого, вдруг вскочил и начал топтаться рядом. Пару шагов в одну сторону сделает, потом развернется и назад пойдет.

— Контра, — сдавленно прошипел он, а затем громко спросил. — Еще что, Сидорчук? Неужели, больше ничего не заметил? Это же настоящий враг! Пришел с той стороны, ничего толком не знает, пытается к нам втереться в доверие. Вспоминай, вспоминай! Сейчас любая мелочь может быть важна.

— Есть вроде бы кое-что, товарищ политрук, — вдруг оживился второй, хлопнув себя по шапке. — Рядом с ним все время какой-то зверек крутится. Черный такой. Я поначалу думал, что он мерещится мне.

Выходила, и правда, самая настоящая чертовщина. За новым бойцом, словно привязанный, ходил старый бобер. Объяснение здесь могло быть лишь одно — зверька приручили.

— Точно диверсант, — веско сказал, словно отрезал, политрук. — Такого, наверное, специально для нашей местности готовили. Ты, Сидорчук, погляди, как ведь складно выходит. Морозов он не боится. В лесу ходит так, что ни какому следопыту за ним не угнаться. Еду себе даже в голом поле найдет. Такой в самый наш тыл пройдет, ни один часовой не заме…

А Сидорчук вдруг дергается. Еще что-то очень важное вспомнил, не иначе.

— Забыл, товарищ политрук. Вот же я, дурья башка! Про такое забыл! — опять стукнул себя по многострадальному лбу. Причем от души ударил, ни чуть себя не жалея. — Я же до ужина слышал, что комбат его в разведгруппу включил. От наших-то лейтенант с сержантом остались, остальные сгинули все. Вот его и предложили. Мол, проводником пойдет, через лес и болото группу поведет.

— Твою-то мать! — с чувством выдал политрук, тут же срываясь с места.

Ломанулся прямо по сугробам в сторону штабной землянке. По тропинке, что вилась между деревьями, с километр идти, а так — метров триста, от силы.

Не хуже сохатого ломился по заснеженному лесу. Только снег в стороны летел, и тяжелое дыхание с хрипами слышались. Казалось, не один человек бежит, а целый десяток.

— Стой, кто идет?! Стой, говорю! — у самой землянки комбата политрука чуть часовой не пристрели. Несколько раз крикнул, и уже пальнуть готовился. — Я тебя…

Обошлось, к счастью. В самый последний момент, когда уже палец часового коснулся спускового курка пистолета-пулемета, он узнал политрука. Повезло, выходит.

— Товарищ комбат! Товарищ комбат! — заорал Синицын, чуть ли не кубарем слетая вниз. — Иваныч! Где разведка? Ушла уже?

Сдернул полог землянки и оказался внутри. Тут же наткнулся на сидевшего на скамье комбата в одном исподнем, держащего в руках нитки и брюки. Прореху, значит, чинил, пока затишье установилось.

Посмотрел он на взмыленного политрука. Качнул головой, показывая на соседнюю лавку. А сам отложил в сторону нитки с галифе. Понимал, что только неотложное дело могло довести всегда невозмутимого политрука до такого состояния. Неужели плохие вести с тыла, кольнуло у него сердце от нехорошего предчувствия.

— Ты чего наделал? Это же замаскированный враг! Наверняка опытный диверсант! — прямо «с места в карьер взял» политрук, наседая на комбата. У того аж челюсть от удивления отвисла. — Это же настоящий подарок для него! На первой же ночевке скрутит наших бойцов сонными и немцам сдаст. Его нужно было здесь, на виду у всех держать, а лучше под замком…

Комбат только сейчас начинал понимать, о чем, вообще, шла речь. Неужели, весь этот сыр-бор произошел из-за его решения включить в группу разведчиков нового бойца?

— Ты чего разорался, Гена? Опять вон кровь носом пошла. На, утрись, — подал платок политруку, который недоуменно смотрел на красные пятна на полушубке. — Что ты там себе напридумывал? Какой к черту еще диверсант? Говорил я с ним, долго и обстоятельно. Обычный мальчишка с какого-то лесного хутора. У нас таких в Белоруссии, знаешь, сколько? Сотни. А если хутор на кордоне, то, вообще, пиши пропало. Там кругом одно зверье непуганое. Бывает по полгода живого человека не видишь.

Бледный Синицын медленно вытирал с лица кровь, продолжая буравить взглядом комбата. Видно, было, что никак не успокоится.