— Мистер Стрейндж, вам не стоило сюда приходить.

— Меня никто не видел. От слежки я избавился. Впустите меня. На полчаса. Я все объясню.

Квитмен отступил в сторону и захлопнул за Стрейнджем дверь.

— Вас прослушивают? — тихо спросил Стрейндж, снимая пальто и заполняя собой маленькую прихожую.

— Понятия не имею. Не думаю. — Едва Стрейндж вошел в гостиную, враждебность Квитмена к бывшему начальнику сменилась сухой вежливостью.

— Чаю? — поинтересовался он.

— Спасибо, Джеймс, — глубоко вздохнул Стрейндж, расположившись в единственном удобном кресле. Он избавлялся от беспокойства, как спящий, проснувшийся от кошмара. Он сделал вид, что не замечает официальности Квитмена.

— Как прекрасно почувствовать себя наконец в безопасности, — сказал он, когда чай был готов.

— В безопасности?

— Стоило мне покинуть управление, как за мной установили слежку, — выговорил он. — Джеймс, неужели вы не знаете? — Квитмен колебался. Он был слишком утомлен, чтобы лицемерить.

Стрейндж хорошо изучил Квитмена.

— Конечно, знаете. Чего они говорят? — Он наклонил голову вперед, подчеркивая, как ему было свойственно, вопрос.

— Извините, Фрэнк, не могу сказать. Принимая вас здесь, я рискую головой.

— Не переживайте. Говорю вам, я избавился от слежки в Саутгемптоне. Повезло. Я почти три дня свободен. Здорово, конечно, но долго это не продлится.

Квитмен промолчал.

— Ну, хоть одно утешает, — Стрейндж неопределенно, но многозначительно усмехнулся, — вы меня не прогнали. Духу не хватило, а?

Квитмен разрывался между прежней верностью и новым служебным положением.

— Вам, Фрэнк, — с трудом выжал он из себя, — нельзя здесь оставаться. Мне жаль, но вам придется уйти.

— Вас тоже завербовали, — Стрейндж сурово посмотрел на Квитмена, с выражением, которое тот еще не забыл. Квитмен молчал. — Наверняка завербовали.

Квитмен кивнул головой.

— Верность подешевела в наши дни, Джеймс. Я шел сюда вечером потому, что думал: вам можно доверять.

— А я думал, что могу доверять вам, — резко возразил Квитмен. — Я ведь все знаю. И вы меня порицаете?

— Понятия не имею, чего вам про меня наболтали? — обиделся Стрейндж.

Квитмен сердито вскочил.

— Фрэнк, ради бога, почему вы уходите от вопроса.

— От какого вопроса? — озадаченно спросил Стрейндж.

Квитмен вздохнул.

— Фрэнк, вы такой же человек, как и все. Для управления вы сделали немало хорошего. Но кто может поверить, что у вас все шло без сучка и задоринки? Нет ничего удивительного в том, что вы при вашей власти и влиянии и почти полном отсутствии отчетности позволили в конце концов снизить требовательность к самому себе.

Квитмен никак не мог заставить себя бросить грубое обвинение в использовании Стрейнджем служебного положения для личного обогащения.

— Это они так говорят? — Стрейндж молча уставился в чашку. — Значит, по-вашему, я запустил лапу в общественную кассу. Не так ли?

— Но ведь вас уволили?

— Меня заставили подать в отставку.

— Разве это не одно и то же?

— Нет, не одно и то же. Ибо в отставку я ушел из-за Листера.

— Листер вел себя в высшей степени благородно. Он имел право говорить все, что угодно, ибо считал свои обвинения обоснованными.

— Обоснованными! — Стрейндж всерьез рассердился. — Вы ничего не знаете о Листере, раз. Вы не знаете, на кого он работал, два. Вы не знаете, что его, вероятней всего, убили, три. — Квитмен вытаращил глаза. — Вам ведь этого не сказали. Не сказали, что из-за моей самоуверенности, — допускаю, за мной это водится, — я на какое-то время упустил Листера из виду. Я предпочел выйти в отставку, чтобы не подводить управление.

Квитмен смутился.

— А что было на самом деле? Как вы объясняете дальнейшие события?

Стрейндж, оставив вопрос без ответа, продолжал:

— Ко мне пришел Дейнджерфилд и показал докладную Листера. Вы понимаете, о чем идет речь?

— Да, я ее видел.

Стрейндж поднял брови, но не стал уточнять.

— Вам, конечно, будет интересно знать, что я — не то «высокопоставленное лицо», на которое ссылался Листер.

— Но… — начал Квитмен.

— Вы не согласны? — взглянул на него Стрейндж.

— Нет-нет, продолжайте, пожалуйста.

— Ладно. Вы мне не верите. Пока еще. Но поверите, если прочитаете письмо Дейнджерфилда.

— Какое письмо?

— Подождите, дойдем и до письма. Вернемся на секунду к докладной, к тому простому факту, что у Листера имелась компрометирующая информация против кого-то, кого — пока еще не ясно, из управления. Он не назвал его имени. Никто не знал, под кого он ведет подкоп. Куча подозрений и ни единого доказательства. Он мог оказаться и bona fide.[9] Может, это и не так, если так, то замкнутость его обернулась против него самого. Оставалось только припугнуть его, чтобы убедиться: если он работает против нас, то будет искать спасения в бегстве. Улавливаете?