Теперь я могу назвать главную причину, которая заставляет меня отстаивать существование связующих нитей, удерживающих в целости группы живых существ, таких как бактерии, муравьи и пчелы, рыбы и птицы, а также обширные человеческие социальные сети. Учитывая упомянутые в главе 3 основные принципы термодинамики, я могу связать все эти примеры с тем, что еще с момента появления простейших форм жизни отдельные организмы объединялись в группы и синхронизировали свою активность, чтобы максимально увеличить количество производимой полезной работы за счет потока энергии и информации, которыми они обменивались с окружающей средой. Важно, что как группы животных, так и мозгосети имеют общее решение для самоорганизации и снижения энтропии (не говоря уже о записи максимального количества гёделевской информации) на единицу энергии/информации, которой они обмениваются с внешним миром. Для подавляющего большинства живых существ это подразумевает оптимальную возможность получить больше солнечной энергии и продлить свою постоянно висящую на волоске жизнь. В нашем с вами случае речь идет скорее о топливе, требующемся для создания полного спектра ментальных абстракций, позволяющих нам поглощать информацию из космоса и превращать ее в знания.

Через несколько месяцев после проведения наших экспериментов с мозгосетями я натолкнулся на видеозапись выражений лиц двух наших участников в то время, когда они контролировали B2– сеть. Через несколько минут просмотра этой записи у меня возникло странное ощущение, что я когда-то уже видел подобное – не в какой-то лаборатории вроде нашей, а где-то еще, причем множество раз и при разных обстоятельствах: в кинотеатре во время отдельных эпизодов, вызывающих коллективные эмоции, воспоминания, надежды и желания у всех зрителей, на публичных сборищах, где голос и слова оратора гипнотизируют сотни тысяч людей, разделяющих одни и те же политические взгляды, на футбольных матчах, где болельщики подбадривают свои команды и поют сообща, как будто эта детская игра важнее самой жизни. Кажется, что во всех этих случаях люди сливаются как части коллективной сущности и ведут себя не как индивидуумы, а как части целого.

Теперь, после проведения в нашей лаборатории экспериментов с мозгосетями, я вдруг сформулировал подходящую гипотезу для объяснения происходящего: каждая из этих групп людей – в кинотеатре, на собрании, на футбольном стадионе – в целом представляла собой множественные примеры распределенных органических компьютеров, собранных вместе в правильный момент.

Поначалу эта идея казалась настолько чуждой даже мне, системному нейробиологу, что я попытался о ней забыть. Но чем больше я думал и читал о социальном поведении людей и животных и о его древнем происхождении, тем больше моя идея о распределенных органических вычислениях казалась совместимой с различными известными нам случайными наблюдениями. Как футбольный фанат, я немедленно задумался о хорошо известной футбольной мудрости: сколько бы ни было в команде звездных игроков, если они не спаяны в единую команду, не стоит даже надеяться, что они что-то выиграют (вспомните Palmeiras и их «более ста голов» в 1996 году или Real Madrid Galaticos в середине 2000-х). Пожалуй, формирование команды и развитие так называемого командного духа, как говорят фанаты, представляется очень хорошей аналогией для описания того, что я называю распределенным человеческим органическим компьютером – его функционала и того, почему при его сборке может потребоваться серьезная тренировка для достижения масштабной синхронизации мозгов многих индивидуумов. Однако, все же заработав (на короткий период времени или на десятилетия совместной работы), такой распределенный органический компьютер достигает невероятных результатов, проявляющихся либо в конкретных физических показателях, либо, в случае людей, в более сложных интеллектуальных достижениях, которые определяют нашу культуру и наше наследие в качестве вида.

Далее, после моей футбольной аналогии, дела пошли еще хуже. Я вдруг подумал о симфоническом оркестре вроде оркестра Берлинской филармонии, исполняющем мою любимую увертюру из оперы «Тангейзер», не как об уникальном собрании высококлассных музыкантов, а как еще об одном примере того, как благодаря годам репетиций, нескольким взмахам дирижерской палочки и некоторым удивительным интерактивным звуковым сигналам с обратной связью моторная кора десятков людей тренируется или синхронизируется по миллисекундной шкале для участия в таком завораживающем коллективном звуковом творчестве.

С учетом всех этих примеров теперь я могу предложить рабочее определение мозгосети: в целом мозгосеть – это распределенный органический компьютер, состоящий из мозгов многих индивидуумов, синхронизированных (в аналоговом режиме) за счет внешнего сигнала, такого как свет, звук, речь, химические вещества или радио- или электромагнитные волны, и поэтому способных производить эмерджентные коллективные поведенческие реакции. Как и индивидуальный мозг, такие распределенные органические компьютеры используют органическое хранилище памяти для записи и хранения гёделевской информации, при этом они также передают шенноновскую информацию и способны к коллективному обучению посредством механизма вроде пластичности Хебба, масштабированного до уровня нескольких взаимодействующих мозгов. В таком качестве мозгосети также демонстрируют способность к самоадаптации. Кроме того, такой распределенный человеческий органический компьютер благодаря своей невероятной сложности способен на удивительный вид вычислительных операций, по крайней мере на сегодняшний день уникальный для всей вселенной; он способен воспринимать информацию из вселенной и превращать ее в знания, которые затем могут быть оформлены и переданы следующим поколениям, чтобы продолжать главную экзистенциальную миссию нашего вида – построение вселенной.

Несмотря на ужасно холодную ночь, народу собралось на удивление много. Мелкими группами люди выходили из разных уголков темного замерзшего леса, готовые влиться в плотную процессию, постепенно приобретавшую определенный ритм движения. Пришедшие мужчины, женщины, дети и еще способные идти на своих двоих старики инстинктивно втискивали свои замерзшие тела в человеческий поток, пытаясь преодолеть снежную бурю и продолжая продвигаться вперед, как какая-то невиданная сила природы. В тишине этот человеческий гарпун следовал за единственным тусклым конусом света, исходившим от церемониального факела в руках самого почтенного шамана, который вел всю процессию к новому подземному храму.

Они шли идеально в ногу, опустив головы и наклонив туловища вперед, чтобы ослабить удары бушующего и пронизывающего до костей ледяного ветра. Оставленные на глубоком снегу отпечатки ног, стойкая решимость даже при звуке чудовищного рычания, издаваемого жадно следившими за процессией с совсем близкого расстояния хищниками, и медленное, но непрестанное продвижение сквозь ночь безошибочно свидетельствовали о бесконечных жертвах, на которые они готовы были пойти ради того, чтобы доказать свою преданность. Эти вовлеченные в опасный поход люди были добровольными узниками: они были околдованы и обращены с младенческих лет непреодолимой и неясной силой, влияния которой другие животные и даже их ближайшие родственники среди человекообразных обезьян и предки среди гоминидов никогда не испытывали. Сами того не осознавая, они были первыми в своем роде. Идя вперед без отдыха, с решимостью во что бы то ни стало дойти до входа, а затем и до глубин нового храма, эти паломники, несмотря на очевидную опасность, упрямо следовали за своим мысленным миражом. И ничто на земле не могло помешать этому упорному шествию того, что вполне можно считать первой в истории человеческой мозгосетью, собранной одной лишь силой веры.

Примерно 40 тысяч лет назад, возможно, такой же леденящей морозной ночью, как та, что я только что описал, мужчины и женщины с таким же телом и мозгом, как у нас, ввели в обращение одну из самых долговечных особенностей нашего вида – уникальную способность создавать и широко распространять ментальные абстракции, которые, несмотря на свое реальное происхождение из биологических катушек нашего мозга, проектируются на внешний мир таким образом, словно представляют собой самую неоспоримую и неопровержимую истину, достойную слепой веры в нее.