Чтобы оценить разрушительные последствия ментальных абстракций, передающихся путем «информационных вирусных инфекций», способных синхронизировать миллионы ранее здоровых и обычных человеческих существ путем их вовлечения в мозгосети, вызывающие разрушения неописуемого масштаба, достаточно вспомнить лишь три наиболее красочных примера антропогенной трагедии. Восстание тайпинов – опустошительная гражданская война в Китае в 1851–1864 годах, вызванная религиозными разногласиями между правящей маньчжурской династией Цин и христианским движением (Тайпинским Небесным Царством), унесла, по разным оценкам, от 40 до 100 миллионов жизней. Завоевание испанцами Мексики и Перу, мотивированное ненасытной жаждой золота и серебра, стало причиной убийства около 33 миллионов ацтеков и инков. Количество погибших во Второй мировой войне достигло невероятного числа в 60 миллионов, что в то время составляло 3 % от всего мирового населения.

Всего двадцать пять лет назад на глазах всего мира развернулся один из самых тяжелых эпизодов массового убийства людей; все произошло менее чем за сто дней в Руанде – крохотной центральноафриканской стране, когда-то называвшейся африканской Швейцарией за великолепие изумительных горных цепей, опутанных густыми тропическими лесами. Геноцид в Руанде 1994 года – отвратительное напоминание о том, что выход из-под контроля общепринятых ментальных абстракций с большой вероятностью влечет за собой антропогенные катастрофы чудовищного масштаба.

В Руанде около миллиона людей погибли в результате искусственно созданного этнического конфликта, связанного с решением европейского колониального правительства произвольным образом разделить все местное население на две соперничающие группы, хотя в антропологическом плане местное население было полностью гомогенным, имело общий язык, культуру и религию. Хотя все коренное население Руанды продолжало жить вместе, колониальные оккупационные власти (сначала немцы, а затем бельгийцы) начали формально и против воли причислять людей к одной из двух этнических групп – тутси или хуту. Но при этом браки между представителями двух групп оставались широко распространенным явлением, так что любое искусственное разделение было полностью бессмысленным. Кроме этого разделения европейские власти учредили полицию, которая предоставляла тутси лучшие возможности в отношении образования, экономического состояния и социального продвижения, поскольку эта группа была произвольно выбрана для выполнения более престижной работы в сфере обслуживания и для реализации функции местного марионеточного режима, управлявшего страной в соответствии с интересами европейских колонизаторов. Поддержание такой социальной и экономической сегрегации на протяжении многих десятков лет способствовало нарастанию напряженности между хуту и тутси и в результате привело к серьезным конфликтам с применением насилия. Первые столкновения предсказывали, что начало неконтролируемых массовых убийств – лишь вопрос времени. И все это по той причине, что бельгийские власти на пустом месте решили ввести декрет об этническом разделении жителей Руанды: людей относили к группе тутси, если они были выше ростом, имели более светлую кожу и более тонкую структуру костей и черт лица, и к группе хуту, если они были ниже ростом, коренастыми, с более темной кожей и более мягкими чертами.

Забавно, что один из важнейших факторов, определявших классификацию жителей Руанды в качестве хуту или тутси, а именно разница в росте, как выяснилось, соответствовал такому же среднему различию (12 см) между бедными и богатыми людьми, жившими в разных пригородах крупных европейских городов, таких как Лондон, в XIX веке.

Все началось 6 апреля 1994 года, когда самолет, на борту которого находились президент Руанды Жювеналь Хабиариман, возглавлявший правительство хуту, и президент Бурунди Сиприен Нтарьямира, был сбит на подлете к аэропорту столицы Руанды Кигали. На следующее утро под влиянием радиосообщений, призывавших хуту отомстить за смерть своего вождя, направив свой гнев против тутси, вооруженные силы страны, полиция и вооружившееся население хуту начали хладнокровно отстреливать и казнить тысячи невооруженных граждан из группы тутси. При нарастании этой трагедии радио служило инструментом для обвинения тутси. Еще за несколько месяцев до геноцида радиостанции начали настраивать население хуту против тутси, передавая сообщения о том, что в нужный момент будет отдан приказ к окончательному наступлению и каждый должен быть к этому готов.

Когда, наконец, этот момент настал, хуту, вооруженные мачете, ножами, серпами и всевозможными орудиями, способными нанести смертельный удар, занялись систематическим уничтожением тутси – своих соседей, одноклассников, коллег по работе и незнакомых людей. Никто не смог спрятаться от накрывшего страну цунами крови, пощады не было ни женщинам, ни детям, ни старикам. Любого или любую, кого идентифицировали как тутси, тут же забивали на месте.

Геноцид в Руанде – мрачный пример и грозное напоминание о широте и величине смертоносной человеческой силы, способной проявляться при синхронизации активности мозга в большой группе людей в ответ на широкий общественный призыв, особенно такой, который возводит искаженную ментальную абстракцию в статус истины в последней инстанции, чья справедливость кажется настолько очевидной и непререкаемой всеми синхронизированными мозгами, что никакое рациональное вмешательство не способно вытеснить или выбросить их из общего пула. К моменту синхронизации такой мозгосети уже не важно, идет ли речь о хуту и тутси в Руанде или о военачальниках враждующих армий Первой мировой войны. В дезориентирующем тумане конфликта не на жизнь, а на смерть между разными группами людей никто не застрахован от синхронизации и встраивания в мозгосеть, способную привести к смертельному исходу, невообразимому и непростительному для каждого человека в отдельности.

Поразмыслив о природе подобного катастрофического коллективного поведения людей в контексте результатов, полученных в нашей лаборатории при изучении мозгосетей, я пришел к заключению, что такие примеры полнейшего коллективного ослепления в смысле рационального мышления, как битва на Сомме, геноцид в Руанде и многие другие в равной степени ужасные антропогенные катастрофы, хотя бы отчасти определяются механизмом, описанным в предыдущих главах книги. В двух словах: я предполагаю, что катастрофические последствия, вызванные действиями больших групп людей, в целом являются результатом способности мозга социальных приматов вовлекаться в синхронизированные мозгосети с участием большого числа индивидуумов. В экстремальных ситуациях, описанных в этой главе, межмозговая синхронизация происходит с вовлечением кортикальных и субкортикальных структур, отличных от моторной коры, опосредовавшей мозгосеть между Пассажиром и Наблюдателем, о которой говорилось в главе 7. Однако для деструктивной широкомасштабной межмозговой синхронизации такого рода должны соблюдаться некоторые условия. Во-первых, в социуме должна возникнуть мощная ментальная абстракция – возникнуть и распространиться так широко, что она будет принята подавляющим большинством членов группы в качестве общепризнанного мировоззрения или истины. Для достижения этого порога ментальный конструкт должен максимально просто и примитивно взывать к основным инстинктам и архетипам, встроенным в наш социальный мозг: почти маниакальное желание принадлежать к тесной группе избранных, разделяющих общие ценности, убеждения, предрассудки и взгляды на жизнь, и, что еще важнее, желание бороться и уничтожать «врага» – архетип «дьявола», символ абсолютного антитезиса, который любой ценой должен быть нейтрализован и уничтожен, поскольку именно в нем состоит причина и суть всех проблем, угрожающих жизни племени. Иными словами, люди, как и все животные, хранят в глубинах мозга следы и остатки зафиксированного поведения и мышления, имевшего в прошлом большую адаптационную ценность, и потому очень легко поддаются ментальным абстракциям, обращающимся к этим врожденным примитивным убеждениям и стереотипам ментальных построений. Таким образом, вовлечение в такие мозгосети происходит достаточно легко, несмотря на тот факт, что наша разросшаяся кора и наша способность в процессе образования обучаться новым социальным нормам и этическим и моральным ценностям налагают некоторые ограничения на выражение этих примитивных инстинктов.

Когда в социальной группе начинает доминировать такая ментальная абстракция, как ненависть, возникшая из-за искусственного этнического деления на хуту и тутси, мозгосети становится нужен лишь сигнал, который я называю информационным вирусом, и среда, в которой его можно широко распространить. А затем, когда размер такой человеческой мозгосети превышает некое критическое значение, она начинает действовать подобно нелинейной динамической системе Пуанкаре с фактически непредсказуемым поведением. В таком неконтролируемом динамическом режиме человеческие мозгосети способны на безудержное насилие, что мы и наблюдаем во время войн, революций, геноцида и при других антропогенных зверствах.

Моя идея о существовании в мозге всех людей общего набора врожденных способов мышления и действия, являющегося необходимым условием для создания крупномасштабных человеческих мозгосетей, отчасти напоминает классическую концепцию коллективного бессознательного, первоначально предложенную швейцарским психиатром Карлом Юнгом. Это подтверждается одним из его описаний человеческого подсознания, которое Юнг предложил определить следующим образом: «Более или менее поверхностный слой бессознательного, несомненно, является личным. Я называю его личным бессознательным. Однако личное бессознательное покоится на другом, более глубинном слое, который формируется отнюдь не из личного опыта. Этот врожденный глубинный слой я называю коллективным бессознательным» [34] . В следующем пассаже Юнг дополнительно прорабатывает определение бессознательного: «Я выбрал термин „коллективный“, ибо эта часть бессознательного имеет не индивидуальную, а всеобщую природу; в противоположность личной составляющей психики, она включает содержание и модели поведения, которые встречаются повсюду и у всех индивидов. Другими словами, коллективное бессознательное одинаково у всех людей, образуя тем самым универсальный психический субстрат сверхличной природы, который присутствует в каждом из нас».