Шрифт:
– И ничего это я не сдуваюсь! – деланно возмутился он. – Откуда ты только таких выражений набралась? От Мэориха, что ли?
– Я больше не хочу слушать о нём, – отрезала я.
Настроение непоправимо испортилось.
– Я пойду в свою комнату, мне нужно принять душ. От меня пахнет.
– Да, ми тиреску, сходи. Потом мне нужно будет с тобой поговорить, – сказал папа.
– До встречи, – бросила я мужчинам и вышла из гостиной.
О чём же хочет поговорить папа? Неужели мы ещё не всё обсудили?
Глава 3. Печальные новости
Спустившись по винтовой лестнице, ведущей с моего этажа к отцовскому кабинету, я осторожно постучала в дверь. Спустя несколько томительных секунд дверь приоткрылась, и выглянул отец. Его рыжая грива была взлохмачена. Убедившись, что это всего лишь я, а не какой-нибудь таинственный ассасин, он открыл дверь шире и пригласил меня войти.
В комнате с высоким потолком царил полумрак. И лишь освещалась стоявшими по углам канделябрами лежавшая на столе большая карта нашего мира. Тут и там расставили флажки, фургончики, пушки, нарисовали стрелки. Вокруг карты расположилось несколько незнакомых мне мужчин. Чуть в стороне стоял Итильдин.
Я поклонилась вошедшим, как того требовали правила этикета. Они ответили мне кивками.
– Ты не очень вовремя, милая. Но, в любом случае, у меня уже не будет времени после.
– После чего, папочка? – я невинно хлопала глазками, будто бы не понимая, к чему всё идёт.
Папа прекрасно видел, что я всё поняла. Ведь не зря он столько времени посвятил моему обучению. Военная стратегия входила в план занятий.
– Мне нужно отбыть… по делам государства. Ми тиреску, мне жаль, что так получилось, но ситуация накаляется.
– А как же я? Ты оставишь меня одну?
– Нет, конечно нет. С тобой останется Итильдин. Он присмотрит за тобой до моего возвращения.
Так вот, значит, какая командировка у братца.
– Я привезу тебе новое платье. Из шёлка, как ты любишь.
Подумать только, он решил от меня откупиться! Как будто какое-то платье заменит мне отца! Но не время устраивать скандал, ведь я вторглась прямо посреди военного совещания. А это значит, что передо мной не последние лица в королевстве. Не стоит позорить папу перед ними. Конечно, он ничего мне не скажет, но я знаю, как отец дорожит своей карьерой. И я правда горжусь им, но…
Должно быть, папа увидел, как омрачилось моё лицо, потому что он подошёл, мимолётно провёл пальцами по тыльной стороне моего запястья, и грустно сказал:
– Ты должна понять меня, милая. Дело касается всех нас. И я вернусь так скоро, как смогу.
– Обещаешь? – на глазах, хотя я не хотела плакать, появились дурацкие слёзы.
– Обещаю. А теперь Рея, Итильдин, вы можете оставить нас?
Итильдин отдал честь, я присела в реверансе, и мы вышли из кабинета. Дверь закрыли на ключ изнутри. Дело серьёзное.
Итильдин с тревогой посмотрел на меня и подал руку.
– Рея, ты можешь положиться на меня. Я не дам тебя в обиду.
– Будешь моим телохранителем? – улыбнулась я сквозь слёзы.
– И твоим компаньоном, если позволишь. Давай прогуляемся?
Я замялась.
– Я бы хотела попрощаться с папой. Я дождусь его.
– Сожалею, Рея, но они уже отбыли.
– Что?! – я невольно задохнулась криком. – Но как же…
– Прости.
– Почему он не попрощался со мной?
– Рея, я не знаю. Я только слышал, что они спешно покинули кабинет через потайную дверь.
Потайная дверь? И я о ней не знаю?
– Рея, успокойся, прошу. Похоже, это что-то экстренное. Пожалуйста, возьми себя в руки.
Но я уже представила себе, как вижу бездыханное тело папы, потому что он не вернулся с этой чёртовой войны. А я даже не успела с ним попрощаться. Когда на меня накатила истерика, Итильдин крепко сжал меня в объятиях, и не отпускал долго-долго. А потом повлёк за собой.
– Прогулка верхом – это то, что тебе сейчас не помешает. Пойдём, Рея, ты же всегда любила лошадей.
Я шла за ним, не сдерживая своих слёз, а он держал меня за руку, не давая сбавить шаг, задуматься и полностью упасть в тоску. Сначала Мэорих, теперь папа. Они оставляли меня один за другим, любимые люди оставляли меня. Я чувствовала отчаяние. И на волоске от него меня удерживало только прикосновение Итильдина.
Спустившись вниз, мы вышли из особняка на задний двор, где располагались служебные пристройки, кухня и конюшни. Слуги, которые попадались навстречу, торопливо кланялись, и, видя слёзы у меня на щеках, торопились скрыться из виду, чтобы не тревожить мою печаль. Люди понимали, что не могут ничего для меня сделать. И я не ждала от них помощи, потому что одному виду никогда не понять другой.