Шрифт:
Я так устал…
– Я не могу отправить тебя домой, пока твои силы не восстановились. Ты не осилишь этот переход. Тебе нужно вернуться в Кэрулеум к Хонсу. Я пойду туда с тобой, чтобы обсудить с вами проблему. И не пытайся разрушить Кэрулеум больше, иначе обратишь на себя взор Каэнфера. Ты ведь не хочешь этого?
– Нет.
– Вот и славно, – он погладил меня по голове, – Я поставлю на тебе метку, чтобы я мог всегда видеть тебя на Виефии. А то твоя сила постоянно ускользает.
– Виефии?
– Так у нас называют вашу планету.
Он соединил большой палец и безымянный и прикоснулся кончиком подушечек к моему виску, а потом задел свой висок, словно провел невидимую нить. Я ничего не почувствовал, и мой разум окончательно утратил связь с реальностью.
Перед глазами я видел танец белых теней: две точки, словно силуэты, танцевали загадочный вальс. Они искали утешение друг в друге, то сливаясь, то отталкиваясь, но в итоге вновь плясали вместе, и танцу этому не было ни конца, ни края.
– Он почти в норме, – послышалось где-то на задворках сознания.
Нет. Я не был в норме. Меня раздирало изнутри от того, что я был особенным.
Вы когда-нибудь хотели быть избранным, как герои или существа из сказок, книг и различных фантастических фильмов? Конечно, хотели бы. Кто бы ни хотел.
Кроме меня.
Каждый день я представляю, что мог бы жить, как все остальные: веселиться, радоваться, грустить. Быть счастливым. И у меня это получалось. Время от времени. Но каждый раз боль, которую мне приходилось глушить, чтобы весь день выглядеть нормальным, выглядеть как все, возвращалась ночью, и я плакал, всхлипывал и стонал от невыносимой, жгучей боли. Она текла по венам, застилала глаза, пробирала до самых костей, доходила до грани сознания, выжигала мысли, распыляла сердце. Сводила с ума.
Она убивала меня.
До семи лет это было терпимо. Я жил, как все. Но теперь, оглядываясь, понимаю, насколько это было давно, что я уже не помню ту жизнь. Для меня загадка, что пошло не так.
Просто в одночасье мне стало хуже.
"Если так пойдет дальше, я же просто не выдержу", – думал я каждый день, когда по ночам моя кожа начинала светиться серебряным и золотым, а ладони горели голубыми ожогами.
С перемещениями стало легче. Потом я привык и начал контролировать это. Я мог хотя бы спать по ночам, но иногда, когда приходилось заглушать боль, медитировал в темное время суток вместо сна.
В одно время я даже забыл, что такое сон.
– Даймонд?
Кажется, словно это никогда не закончится.
Я не хочу быть особенным.
"А что, если моя магия в один день просто пропадет?"
До семи лет было страшно даже думать о таком. Я благоговел от мысли, что могу щелкнуть пальцами и включить свет. С семи до десяти – проклинал свою магию. Казалось, что это будет длиться вечно.
На утро Исаак будил меня, когда я сам уже не мог проснуться, и находил на мне все новые и новые ожоги, а через пару минут они пропадали, словно все это было как в бреду. Словно все это мне просто приснилось.
Не припомню свои мысли потом. Похоже, смирился. Конечно, я смирился.
– Даймонд!
Разряд тока прошелся по телу, и я глубоко и рвано задышал. Дыхание сжалось в груди. Мне пришлось прокашляться, чтобы унять тиснение в сердце.
Тело словно налилось свинцом. Я смог лишь с трудом повернуть голову на знакомый голос.
– Это пройдет, – успокоил он, – Подай мне руку.
С сомнением, но я сделал, как попросили. Мою руку взяла и сжала теплая, сухая ладонь. Я почувствовал, как в меня направили энергию, схожую с моей, поэтому через минуту медленно открыл глаза: слева от меня сидел Хонсу. Спокойный, сосредоточенный. Он не выглядел рассерженным за то, что я натворил ранее. Нет. Он лишь с сочувствием гладил мою ладонь.
Мне же было так стыдно, но я не мог произнести даже слова. Горло сковало льдом, а ноги как будто примагнитило.
Осмотревшись, я понял, что нахожусь в Кэрулеуме. Кажется, так это место назвал Сириус? Только вот это был не тот зал-библиотека с коридорами, а небольшая комнатка с одиноким книжным шкафом, рабочим столом и диваном, на котором я сейчас и лежал. Из окна перед диваном лился голубой свет.
Около шкафа с книгами стоял Сириус. Казалось, он погрузился в глубокие раздумья.
Хонсу закрыл глаза. Голова его опустилась до самой моей ладони, и он стал что-то тихо нашептывать. С каждым его словом я ощущал себя лучше, чем секундами ранее.
– Зачем… – только и смог вымолвить я, после чего дыхание сжалось.
– Тише, – Хонсу отвлекся и потрогал мой лоб, а Сириус сразу переключился на меня и подошел ближе, опустившись на диван, – Ты отключился на несколько минут.
Я вскочил, но перед глазами заплясали точки, поэтому мне пришлось упасть обратно на мягкую подушку.