– Он же умер, перед кем извиняться. Стихи плохие.

– У него прекрасные стихи! Если бы сейчас было старое время и я была мужчиной, то вызвала тебя на дуэль! За Михаила Юрьевича!

– Если бы сейчас было то время и ты была мужчиной, я бы тебя убил.

– А может, я тебя? Вот послушай, я сейчас стихотворение прочитаю…

– Избавь меня от этого ужаса! Мне и так Сологуб на днях приснился…

– А как, кстати, его первый сборник назывался?

Марина наклонила голову набок и задумалась.

– Первый? Что-то там про землю.

– Первый сборник Сологуба назывался «Стихи», – быстро сказала Инна Некрасова. – И второй, как ни странно, тоже. «Стихи. Книга первая» и «Книга вторая».

– Название такое… Незапоминающееся, – улыбнулся Антон.

– Ну уж не «Отплытие на остров Цитеру».

Если никто не мог вспомнить какую-то строчку или возникал спор о книгах, публикациях, каких-то биографических моментах, друзья всегда обращались к Инне. Инна была одной из основательниц альманаха «Алконостъ», созданного в девяностые, на основе которого возникло творческое объединение. На стихи многих участников написал песни Сергей Труханов, композитор и исполнитель. Немало песен было на стихи Некрасовой, и когда Инна начинала их читать, Наде казалось, вместе с ней она слышит музыку и негромкий голос Сергея.

Особенно ей нравилось это стихотворение:

– Так чем тебе не угодил Сологуб? – снова спросила Антона Марина.

– Да всем угодил. Просто это кошмар был.

– А недотыкомка серая была?

– Ага. Истомила коварной улыбкою.

– А вон она наяву, – Надя кивнула головой в сторону неизвестно откуда взявшихся сотрудников милиции, идущих к ним.

Стражи порядка попросили предъявить документы и начали проверять. В процессе спросили: – Вы откуда? – Из «Истока», – ответил Руслан. – А, артисты, – милиционеры тут же отдали всем недопроверенные паспорта и ушли. Тем временем вернулись Руслан и Поль, уходившие за закуской. Весело горланя, они тащили ящик пива.

А вот у Поля имя было вполне настоящим. На самом деле его звали Аполлон Кочкин, и это был вовсе не литературный псевдоним, как часто думали при знакомстве с ним. Мама хотела, чтобы у сына оказалась выдающаяся судьба, и в какой-то степени ее желание исполнилось, а возможно, и полностью – как знать, имена каких авторов прочитают дети в школьных учебниках лет через пятьдесят. Другое дело, что его имя совершенно не подходило к фамилии, но зато сочетание оказалось запоминающимся. Друзья называли его Полем. Невысокий, с русыми волнистыми волосами, внешность Кочкина казалась самой что ни на есть поэтической. Иногда в его лице мелькало что-то птичье, но в целом выражение оставалось спокойным и закрытым. Поль работал редактором на одной малоизвестной радиостанции. Он был женат, но, как и Миша, никогда не говорил о своей семье.

– Ну что, не скучали? – спросил Руслан.

– Мы тут сны обсуждали, пока милиция не подошла. Но она уже ушла, а я продолжаю думать. Но теперь не о снах, а о теории развязанности, – ответил Антон.

– Это что еще за теория? – полюбопытствовал Миша.

– О, это про меня! – обрадовался Виноградов, – это о том, что человек по-настоящему никогда ни к кому не пристанет. Как колобок. Будет катиться и катиться вперед… Одна из моих девушек сказала мне, что я говорящая голова – у нас было свидание, а я сел на кровати и стал говорить, рассказывать всякое. Она-то думала, когда перейду от слов к делу, а я – ни фига, вот она мне и говорит: ты – говорящая голова…

– Да ты, блин, помолчал бы немного, – буркнул Антон, – это моя теория! И суть ее в том, что у мироздания основная задача не соединить, а разделить – развязать. А люди этого не знают, и страдают потому. Но и создают шедевры.

– Ну вот, совершенно про меня! – продолжил Руслан.

«Он думает, это про него, но на самом деле, это про Марину, – подумала Надя, – она ни к кому никогда так и не пристанет по-настоящему, будет летать, как шарик, отвязанный от веревочки». Надя, конечно, верила в ее любовь – когда подруга говорила, что всё, бывшее раньше – будто происходило не с ней. Мише Марина доверяла и рядом с ним ничего не боялась. Но когда рассказала, как несколько раз пыталась уйти от Ветрова, Надя засомневалась, можно ли назвать любовью эту страсть, вспыхнувшую, словно огненный амариллис, распустившийся в феврале на одном из окон заочного отделения. Ведь если любишь, хочешь быть с человеком во что бы то ни стало?..

– А мне тут приснился конец мироздания, – поделился Поль. – Чан, в котором перемешиваются еда и дерьмо. И мне говорят – чего же тебе еще? А ведь все у нас так и происходит…

Когда время перевалило за полночь и все немного замерзли, решили поехать к Виноградову. Дон отправился домой, к Ангелине, Миша с Мариной пошли к метро, остальные поместились в двух пойманных машинах.

– Вот увидите, Ветровы снова исчезнут, – пообещал Антон.

– Да пусть исчезают, водка-то у нас, – убедительно звякнул пакетом Руслан.