Шрифт:
Так и хотелось спросить самого себя: а что ты в силах противопоставить силе стихии, словно предупреждающей тебя о бесполезности всех твоих трудов и деяний, если они творятся не во благо малой горстке людей, рассыпанной по необжитой земле, словно зерно по полю.
Но в то же время Ивану Павловичу, невольно ощутившему в себе избыток сил, хотелось закричать во все горло:
«Нет, река, зря пугаешь нас и пытаешься затопить все живое. Не дадимся, выстоим под твоей мощью, потому что мы люди и знаем, как бороться со стихией. Ты даже не подозреваешь, сколько сил таится в человеке, если он любит и готов добиться своего, чего бы это ему не стоило».
Василий, взглянувший на него, даже удивился тому, как преобразилось лицо молодого учителя, словно он испил живой воды и набрался сокрытых в ней сил, весь расцвел, окреп и готов был сокрушить любое препятствие, оказавшееся на его пути.
– И что скажете про наш Иртыш? – спросил он. – В России таких рек не встретишь…
– Это точно, – согласился Менделеев, – они там у нас какие-то ручные, словно гребнем приглаженные. А вот здесь, в Сибири, река эта словно вызов людям бросает, на хищного зверя похожа, что свои владения защищает. И лучше с ней не шутить, а то сметет и не заметит…
– А вон, видите, лодки? – показал рукой Василий куда-то вдаль. – То рыбаки в эту пору, несмотря ни на что на рыбную ловлю вышли. Для них река скорее друг, особенно, если улов хороший.
– Человек дерзок, верит в свою удачу, а вот я бы не рискнул. Чуть ветерок подует и перевернет их жалкие посудины, да и их самих потопит.
– Никогда бы не подумала, что вы воды боитесь, – глянула на него Маша, – видать, плавать не умеете? А я хоть весь день могу из воды не вылезать, будто родилась там.
– Скажу вам по секрету, что деревенские бабы сестричку мою русалкой считают. Даже побаиваются с ней вместе в речку заходить, – с усмешкой пояснил Василий.
– Глупости это все, – перебила его Маша, – наговорят всякого, а ты и рад повторять. Вот придет лето, пригласим Ивана Павловича к нам в Аремзянку, там посмотрим на что он способен.
– Ну, все, – спохватился Менделеев, – спасибо вам за поездку и чудное зрелище, но пора и обратно в город возвращаться.
– А куда спешить, – беспечно возразила Маша, – темнеть еще не скоро начнет, тем более что у меня к вам разговор есть. Но, правда, надо выбираться отсюда, а то с мокрыми ногами и простыть недолго.
Глава девятая
На обратном пути они вновь проехали мимо монастыря. У ворот стоял пожилой монах, заросший седой бородой и с тоскливым взглядом в потухших глазах. Весь его скорбный облик, а тем более то выражение, с которым он смотрел на проезжавших, говорили сами за себя. И Менделеев не удержался, чтоб не спросить:
– Как, по-вашему, о чем этот пустынник тоскует? Неужели ему так грустно в стенах обители?
– А вы бы смогли закрыть себя в четырех стенах без семьи, без детей, без надежды выйти оттуда и при этом ощущать себя свободным? – вопросом на вопрос ответил Василий.
– Даже как-то не думал об этом…
– Да кто вам сказал, что он не свободен? – горячо возразила им Мария. – Он свободен духом и это главное. А семью им господь заменяет. Разве этого мало?
– А давай его самого спросим, – неожиданно предложил Василий и тут же крикнул кучеру:
– Эй, Прохор, стой, мы выйдем ненадолго.
Тот нехотя остановил коня, недовольно посмотрел на господ, что живехонько выпрыгнули из экипажа и двинулись к одиноко стоявшему у ворот обители с деревянной бадьей в руках монаху, смотревшему на приближающихся нарядно одетых господ с нескрываемым удивлением.
– Мир вам, отец, – начал Василий, поклонившись старцу.
– Благословите, батюшка, – склонила голову Мария.
– Не могу, дочь моя, поскольку не рукоположен в сан, а просто подвизаюсь при сей обители.
– Христос воскреси, – вслед за всеми поклонился ему Менделеев, поскольку до Троицы было еще далеко.
– Воистину воскресе, – ответил, тот.
– А мы тут грешным делом спор устроили, – признался Василий, – никак не можем понять, отчего мужики наши в монастыри идти не желают, оттого ваш монастырь в запустении стоит, никто к вам и не ездит, что разруха одна кругом. Вон кругом сколько работы, только успевай поворачиваться. А вы тут сидите праздно, иначе не скажешь, лентяи да бездельники. Разве не так?
– Василий, сбавь тон. Твои взгляды мне хорошо известны. Ты бы лучше поинтересовался, что сам старец о том думает, – одернула его сестра. – Будь посдержанней…
– Зря ты, дочка, так к нему. Молод он еще, а потому горяч. Слова сами наружу просятся, так и выскакивают. Ничем он меня не обидел. Даже хорошо, что подошли ко мне старому. Давно с людьми светскими беседы не вел, все со своими затворниками, как и я. Нас тут всего-то трое-то стариков и осталось, а все прочие разошлись кто куда…